Вот и сейчас один из лифтов складывался, как коленка кузнечика — его переводили в новое гнездо. Там, внизу… в обоих внизу, ибо для тех, кто висит в космосе меж двух планет, не существует одного низа, сейчас готовились к приему «домашних» секций лифта. Все остальное перетащить было не так уж трудно — в конце концов, в невесомости эти колоссальные трубы ничего не весили. На то она и невесомость. Но вот подключение гнезд… это было самой сложной частью. И повторялось каждые две недели — реже не получалось, хотя лифтовые колонны и сделали настолько пластичными и гибкими, что они могли удлиняться чуть ли не втрое.
Ежов, не отрываясь, глазел на небо. В его время работа в космосе считалась геройством. Людей, побывавших на Луне, можно было пересчитать по пальцам.
Ежов, не отрываясь, глазел на небо. В его время работа в космосе считалась геройством. Людей, побывавших на Луне, можно было пересчитать по пальцам. Еще дальше и вовсе не залетал ни один человек. Но сейчас в нескольких тысячах километрах над его головой работали десятки, даже сотни тысяч людей — самые обыкновенные механики, с обыкновенным рабочим днем и стандартной зарплатой. Никто из них не видел в своей профессии ничего особенного. Орбитальные лифты стали такой же обыденностью, как в наше время — газопровод.
Джина вела катер на четвертом уровне. Еще ниже машинам тяжелее двух тонн опускаться запрещалось. Всего уровней было восемнадцать — самый верхний находился уже в тропосфере. Воздух Персефоны буквально кишел летунами самых разных мастей. Конечно, далеко не везде — в воздухе тоже имелись свои дороги и свои правила движения.
К примеру, полеты над космодромами не разрешались — исключения делались только для тех, кто летит именно в космопорт . Впрочем, даже если бы такого запрета и не было, туда бы все равно никто не совался — даже самый крохотный звездолет больше самого гигантского катера. Летать над космодромом — это все равно что ездить по железнодорожному полотну, или плавать в порту рядом со швартующимися кораблями.
Здания Персефоны стояли не слишком часто. Точнее, очень редко — в среднем через два-три километра. Но все такие дома возвышались над поверхностью планеты километров этак на десять, и сами по себе были настоящими городами. В каждом небоскребе жило от ста пятидесяти до четырехсот тысяч жителей. Случалось, что человек всю жизнь проводил в одном-единственном здании, ни разу не выходя за его пределы. Между небоскребами были протянуты подвесные дороги и трубоканалы, и по ним со страшной скоростью сновали машины и цейки (своего рода поезда, только без колес).
Малый планетарный катер модели «Эриния», тип четвертый, был очень хорошим транспортом. Примерно как навороченный джип в наши времена. В нем успешно могли разместиться семь, а то и восемь человек. Правда, Остап занимал сразу три места, но это не имело большого значения. Еще это транспортное средство было снабжено оружием, защитными установками, информ-системой и кучей других прибамбасов.
Информ — так в семьдесят втором веке называют компьютеры. Точнее, приборы, объединяющие в себе компьютер, телевизор, телефон и еще много всякого. Прибор для приема и обработки информации — вот что такое информ.
Упрощенные информы представляют собой простой экран, на манер телевизионного. Но гораздо более распространены трехмерники, с голокубом вместо экрана. Такой был и здесь. Ежов включил его и перед ним засветился прозрачный голокуб с диагональю в метр двадцать. Хотя его можно было увеличить или уменьшить до любых размеров.
— И что с этим делать? — почесал в затылке он.
Спрашивать совета не хотелось: Джина вряд ли соизволила бы помочь, а Остап облокотился на борт и увлеченно глазел по сторонам — катер пролетал по персефонской «Улице Красных Фонарей». Она представляла собой два узких и длиннющих здания, удерживаемые тысячами силовых нитей по краям самой оживленной аэромагистрали. И над ней, разумеется, в изобилии светилась реклама — голоизображения самых популярных «работниц». Голо, в смысле, голографические. Хотя в данном случае этот термин можно было толковать двояко…
Михаил и сам оторвался от информа — какой нормальный мужик пропустит подобное зрелище? Правда, налево он старался не смотреть — там преобладали лица мужского пола (СОП проповедовал политкорректность, порой доходящую до абсурда). Зато справа были выставлены на показ сотни девиц всех мастей — брюнетки, блондинки, рыжие… вообще-то, здесь встречались все существующие цвета. Но особенно его глаза выпучились, когда началась экзотика — инопланетянки.
Разумеется, только человекоподобные — всякие извращения на всеобщее обозрение не выставлялись. Но и этих вполне хватало. Женщина, покрытая черно-рыжей короткой шерстью, напоминающая ягуара. Настоящий кентавр — снизу лошадь, сверху очаровательная дама. Безволосая девица с голубой светящейся кожей. Великанша — если только дизайнеры не увеличили ее изображение, в этой мадам было без малого четыре метра. И многие, многие другие…
— Тихише, гарна дивчина! — то и дело хватался за штурвал Остап — Джина все порывалась поддать газу. — Ни швыдкуй — дай хвилинку подывиться! А гирше — пойдым на пару годин, покохалымся, отдохнем от робления! Пидтрымаешь мэни компанию?