Она поняла.
Анжела хороший врач.
Мама много чего рассказывала. Когда-то за ней охотились, подозревали, что она генетически модифицирована, что она плод экспериментов каких-то секретных лабораторий, биологическое оружие на основе вида Homo. С папой проще — он был мастер, все знают, что мастера люди особые. Хотя никто никогда не задумывался, чем это обусловлено. Есть дар, и всё: как дар сочинять стихи или делать деньги… Странно.
Или задумывались. А потом переставали. По разным причинам.
Юра, Кайман, тоже вроде мастера. Амортизатор. Потому и разговаривает с Дельтой. Лилен, отойдя от шока, перекликнулась мыслями с нуктой, и даже сумела услышать Юру — дракон будто превратился в передатчик. Она не удивилась, потому что мама как-то рассказывала и про такое.
Над ресторанным столиком полыхает голограмма.
— А это что?
— Дип-миссия на Первой Терре.
— Там Полетаев за ящик боеприпасов девку купил.
— То есть как?!
— Натурально, купил.
— Ну что ж я, должен был смотреть, как человек умирает?!
Ослепительно-белые терморегулирующие плащи. На Первой Терре уже лет сто огромные плантации коки, с ними даже в Великую Войну, когда планету захватывали ррит, ничего не случилось… там, в кадре, стоит адская жара. Золотые волосы Солнца сияют костром. Они заняты делом: два офицера и девочка семнадцати лет. Света Тихорецкая.
Корректор.
Она тут, и ест мороженое, сидя на краешке стула — иначе не достанет ногами до пола. Света бывший «муреныш»: одна из тех, кому посчастливилось выздороветь от синдрома Мура. Характерных деформаций почти не заметно, лишь небольшая сутулость; у Светы красивые ноги и узкая талия, длинные ресницы и толстые косы, но вот рост так и остался метр сорок пять. Рядом с двухметровым Солнцем и ненамного уступающим ему Кайманом она выглядит сущим ребенком.
— Понимаешь, — рассказывает Солнце почти виновато, — там у одного барона был гарем, жены и наложницы. И какая-то самая последняя наложница, или рабыня… в общем, умерла, а дочке ее четыре года было. А у них девочка вообще человеком не считается. Вещь. Вот, прилетаем мы. Смотрю, а в углу, в мусоре зверь возится. Думаю, что за зверь, эти ж, первотерране, всю местную фауну как увидят, тут же стреляют, приручать не хотят. А это, оказывается, ребенок!
— Мне бы сказал, — упрекает Света. — Я бы попела, он бы нам ее подарил. А ты — покупать!
— Ну… — Солнце смущается. — Я подумал…
— Весь Эрэс на уши поставил, — сообщает Кайман. — Никто не знал, чего с ней делать. Маугля.
— Амина ее зовут.
— Что такое Эрэс? — шепотом спрашивает Лилен у Севера.
— Райский Сад, — тоже шепотом отвечает он и улыбается, — альма-матер. Гнездо!
— Хороший ты человек, Солнце, — со странной улыбкой говорит Птиц и тише заканчивает, — такие долго не живут…
Тихорецкая щурится. Облизывает ложку.
И Лилен ощущает снова. Теперь это уже привычнее, теперь ей не нужны зрительные галлюцинации. Это похоже… это ни на что не похоже, но между двумя корректорами оно прошло.
Это похоже… это ни на что не похоже, но между двумя корректорами оно прошло. Туда и обратно.
— Птиц, ты будешь ставить нам выпускной? — на удивление беззаботно говорит Света.
И тот отзывается с готовностью почти отчаянной. Подается вперед, со слишком наглой, явно наигранной ухмылкой.
— Почему это я должен?
— Так ты же у нас главный шоумен, — смеется Света. — Никто лучше не сделает.
— Ну давай, — мурлычет Димочка, — давай-давай, хвали меня, а я буду слушать.
— Вот как?
— А еще меня погладить можно, за ушком почесать… я ведь хороший. Смотри, какой белый и пушистый, — и Птиц ерошит модную стрижку; белые перья встают дыбом, как иголки, медленно опускаются. Флейта с улыбкой клонит голову к плечу.
— Птиц красивый, — напевно, как котенку, говорит она, — Птиц веселый. Птиц талантливый, он такие праздники устраивает! И танцует, и поет, как эльф. Птиц — звезда.
— Да, я такой, — милостиво соглашается Димочка, жмурясь. — Я звезда.
— Поэтому в прошлом году прыгал по сцене полуголый и весь облитый блестками, как идиот, — ехидно, но не без восхищения отзывается Шеверинский.
— Да что ты понимаешь! — фыркает Птиц. — Это был сценический грим. Я сверкал!
— В прошлом году, — насмешливо замечает Чигракова, доливая кофе из чайничка, — был не выпускной, а стихийное бедствие. Помните? Даже Борода, и тот… птичью болезнь словил.
— Хорошо, что не медвежью.
— Он перепил, — хихикает Таис, — и гонялся по парку за девками с криком «утютю!»
Лицо Солнца становится задумчивым: он явно пытается представить, как это выглядело.
— И… много поймал? — усиленно пытаясь не хохотать, интересуется Кайман.
— Да кто ж от него убегал-то? — удивляется Таис.
— И чего он?
— Ловил, в воздух подкидывал и орал: «Господи, как жить-то хорошо!»
Птиц смеется. Ложится грудью на стол, подмигивает Свете сначала одним глазом, потом другим. Полетаев косится на неудачливого соперника неприязненно, чуя какой-то подвох.
— Вот кстати, — говорит Димочка, — насчет хорошей жизни. Здесь по Морскому бульвару недурные магазинчики есть. В бутике Альгари коллекция весна-лето — такие туфельки, пальчики оближешь, и как раз на каблуке-макси, как ты носишь. А напротив — Диамант-Эстет, можно авторскую ювелирку посмотреть, что-то для себя заказать неповторимое… Пойдем вечером в казино? Вместе?