И, опередив Анастасию, пред очи Люнеманна является еще одно действующее лицо. Вернее, врывается, оглашая каюту в изрядной мере напускной злостью:
— Достали меня уже твои твари! Какого хрена?! Там они, здесь они… они уже у меня индикарту требуют! — взвывает лицо. — У меня! Ты мне вот что скажи — какого хрена у меня там до сих пор написано, что я Кнехт? Какой я, к чертовой бабушке, Кнехт? Я, слава яйцам, пока еще Люнеманн!
Рихард, облокотившись о стол, пристроив чисто выбритый подбородок на сплетенные пальцы, добродушно щурится в его сторону.
В проеме поднимается Чигракова, слегка ошарашенная таким поворотом дел. Рихард ловит ее взгляд и ободрительно подмигивает.
— Разрешите представить, милая местра, — флегматично говорит Начальник Порта. — Местер Гуго, мой младший брат. Гуго, местра Анастис.
— И здесь эта морда?! — гневно орет Гуго в ответ.
Выражение лица Анастасии не поддается описанию.
Люнеманн-старший едва сдерживает смех: братец, рассвирепев и, невзирая на раннюю пору, уже слегка выпив, не слушает Рихарда и не замечает девушки у себя за спиной.
— Не волнуйтесь, местра Чигракова, — бархатным голосом объясняет Л’тхарна, глумливо наставив уши торчком, — это мне.
— Блевать меня тянет от твоей хари!
Л’тхарна невозмутимо приподнимает верхнюю губу, демонстрируя клыки.
— Мы с ним как двуликий Янус, — куртуазно объясняет Рихард Анастасии. — Люнеманн ксенофильствующий и Люнеманн ксенофобствующий…
Гуго бурчит что-то про двуликий анус.
— Фу, Гуго, — говорит старший брат. — Здесь дама!
Родственник уставляется на него исподлобья.
Правый глаз буяна изжелта-сер и многоопытен, а левый светится чистой младенческой синевой. Это неспроста: лет тридцать назад левый глаз Гуго Люнеманна был утрачен последним при героических обстоятельствах, и вот чудотворцы Седьмой Терры вырастили его заново.
— Глаз видит? — заботливо спрашивает старший брат.
— Искусственный лучше видел.
— Еще бы, — хмыкает Рихард. — Там-то была наводка на резкость…
— Собачье дерьмо!
— Если не нравится, могу выбить, — по-братски предлагает корсар.
Гуго заходится хохотом.
— Мало мне своих нкхва, еще и у тебя юморок! — и внезапно делается смертельно серьезен.
— Рихард! — хмуро говорит он. — Объясни мне вот что. Я прилетаю весь в мыле. У меня есть что тебе сказать и это серьезно. Я прилетаю и узнаю, что ты уже месяц, оказывается, планируешь сегодня отбыть! А я об этом ни сном, ни духом!
Начальник Порта обреченно закрывает глаза. Братья Люнеманны всегда работали раздельно. Мало кому могло прийти в голову, что джентльмен Рихард Ариец и бандит Одноглазый Гу состоят в близком родстве. Иногда это оказывалось полезно… но почти всегда — неприятно.
Иногда это оказывалось полезно… но почти всегда — неприятно.
Сейчас — в особенности.
— Гуго, — сухо спрашивает местер Люнеманн, — а почему я должен тебе докладывать?
«Почему ты не сподобился явиться хоть на пять минут раньше? — таится за этой сухостью. — Сколько раз мне повторить, что разговаривать сейчас нельзя? Здесь женщина, посмотри на нее, вспомни, что я не вожу с собой шлюх!»
Но Гуго корсар из корсаров. И закончит как истый корсар — спившись…
— А почему я всегда думаю о твоей выгоде, Рихард? — ярится он. — А тебе на меня срать?
— Гуго, разуй глаза, коли теперь уж их у тебя две штуки. Здесь дама.
— Да посрать мне на твою девку!
Чигракова усмехается. Она понимает, что Начальника злит не грубость брата, и даже не то, в каком свете перед ней выставляет Рихарда дикарь Гуго.
— Дерьмо, дерьмо! — вдруг шипит Гуго и начинает ожесточенно тереть синий глаз. — Эта сволочь еще и чешется, как… дерьмо!
Рихард вздыхает.
— Вы наверняка забыли про капли, местер Гуго, — мягко встревает из угла Анастасия.
— Гуго, ты привез с Урала капли?
— Какие, к дьяволу, капли?! Водку я оттуда привез, — рявкает Гуго, продолжая страдать. — У меня полный корабль русской водки!
— Болван.
Так же внезапно Гуго прекращает шуметь и дергаться. Складывает руки на коленях. Разные глаза часто смаргивают, и вид у свирепого пирата почти испуганный.
— Рих, — шепотом говорит он. — Я уже неделю… не могу. Я не алкоголик, ты же знаешь. Ну… пока не алкоголик. Но это точно. Я не могу. Спать не могу, есть не могу. Мне страшно…
— Delirium tremens, — сталь звенит в голосе Рихарда, но мысль: «Только этого не хватало…» — проносится, полная почти отеческой грусти.
— Я же сказал, я не алкоголик! — взвизгивает Гуго. — Эти суки промыли мне мозги!!
«Было бы что промывать», — отчетливо, хором думают Рихард и Анастис.
— Ты бы видел его бороду! — свистящим шепотом выговаривает Гуго, ежась. — Он черт, Рих, говорю тебе, черт! Я лежу под лампой в фиксаторах, а он ходит! Ходит!
— И смотрит? — ледяным голосом уточняет Рихард.
— Ну.
— Так ты, значит, закупил водки?
— «Белый Кремль», строго для внутреннего потребления, — гордо докладывает Люнеманн-младший. — Алмаз жидкий! Рихард! Я ее не пил! Он знал, что я Люнеманн! Борода!
— Прямо так и сказал — «я, Гуго, знаю, что ты Люнеманн»?
— А вы не местера Ценковича имеете в виду? — снова улыбчиво журчит из угла Анастасия.
— Ну да, — злобно косится Гуго. — Ценкович.