— Потому что любила его и не хотела, чтобы у него вольной спутницей была низкая рабыня для удовольствий.
— Очень благородная женщина, — сказал я.
Вика сделала жест отвращения.
— Она была дура. Часто ли племенной рабыне выпадает шанс выйти на свободу?
— Редко, — согласился я.
— В конце концов, боясь, что он покончит с собой, она согласилась стать его вольной спутницей. — Вика внимательно смотрела на меня. Смотрела прямо в глаза. — Я родилась свободной, — сказала она. — Ты должен это понять. Я не племенная рабыня.
— Понимаю, — ответил я. — Может быть, твоя мать была не только красивой, но и благородной и храброй женщиной.
— Как это может быть? — презрительно засмеялась Вика. — Я ведь тебе сказала, что она племенная рабыня, животное из загонов Ара.
— Ты ведь ее не знала.
— Я знаю, кем она была.
— А твой отец? — спросил я.
— В чем-то он тоже мертв.
— Что значит в чем-то?
— Ничего, — сказала она.
Я осмотрел комнату, шкафы у стены в тусклом свете ламп, разбитое устройство на потолке, разбитые сенсоры, большой пустой портал, ведущий в коридор.
— Должно быть, он очень любил тебя после смерти твоей матери.
— Да, вероятно, — ответила Вика, — но он был глупец.
— Почему ты так говоришь?
— Он пошел за мной в Сардар, пытался спасти меня.
— Должно быть, очень храбрый человек, — сказал я.
Она откатилась от меня и лежала, глядя в стену. Через некоторое время голосом, полным жестокого презрения, сказала:
— Он был помпезный маленький глупец. Он боялся даже рычания ларла.
Она фыркнула.
Потом неожиданно снова повернулась лицом ко мне.
— Как могла моя мать его любить? Он был всего лишь толстый помпезный маленький дурак.
— Наверно, он был добр с ней, — предположил я, — а остальные — нет.
— А почему нужно быть добрым к рабыне для удовольствий? — спросила Вика.
Я пожал плечами.
— Рабыне для удовольствий, — сказала она, — полагается лодыжка с колокольчиком, духи, хлыст и меха любви.
— Может быть, он был добр с ней, — повторил я, — а остальные — нет.
— Не понимаю, — сказала Вика.
— Может быть, он о ней заботился, был с ней мягок, разговаривал с ней
— любил ее.
— Может быть, — согласилась Вика. — Но разве этого достаточно?
— Возможно.
— Я часто над этим раздумывала.
— Что с ним стало, — спросил я, — когда он пришел в Сардар?
Вика не ответила.
— Ты знаешь?
— Да.
— Так что же?
Она горько покачала головой.
— Не спрашивай.
Я не стал настаивать.
— А как он тебе разрешил идти в Сардар? — спросил я.
— Он не разрешал, — ответила Вика. — Пытался помешать мне, но я обратилась к посвященным и предложила себя в качестве дара царям-жрецам. Конечно, я им не говорила о подлинных причинах. — Она помолчала. — Интересно, знали ли они?
— Возможно, — сказал я.
— Отец, конечно, и слышать не хотел. — Она рассмеялась. — Он закрыл меня в моих комнатах, но верховный посвященный города пришел с воинами, они ворвались в наш дом, избили отца, так что он не мог двигаться, и я с радостью ушла с ними. — Она снова рассмеялась. — О, как я радовалась, когда его били и он кричал. Я его ненавидела. Как я его ненавидела! Он не был настоящим мужчиной, даже не мог терпеть боль. И не мог слышать рычания ларла.
Я знал, что кастовая принадлежность в Горе обычно передается по наследству, но это правило не обязательное, и человек, который не хотел оставаться в своей касте, мог ее поменять, если получал одобрение высшего совета своего города; такое одобрение давалось, если он подходил для другой касты и если члены этой касты не возражали принять его в свое братство.
— Может быть, — предположил я, — он оставался врачом, потому что не мог выдержать боль.
— Может быть, — согласилась Вика. — Он всегда хотел прекратить страдания, даже если речь шла о животном или рабе.
Я улыбнулся.
— Видишь, как он был слаб, — сказала Вика.
— Вижу.
Вика снова легла на меха и шелка.
— Ты первый из мужчин в этой комнате заговорил со мной о таких вещах.
Я не ответил.
— Я люблю тебя, Тарл Кабот, — сказала она.
— Думаю, нет, — мягко ответил я.
— Люблю! — настаивала она.
— Когда-нибудь ты полюбишь… но не думаю, что воина из Ко-ро-ба.
— Думаешь, я не могу любить? — вызывающе спросила она.
— Когда-нибудь ты полюбишь и будешь любить сильно.
— А ты сам можешь любить?
— Не знаю, — я улыбнулся. — Когда-то… давно… я думал, что люблю.
— Кто она была? — не очень приятным голосом спросила Вика.
— Стройная темноволосая девушка, по имени Талена.
— Она была красива?
— Да.
— Как я?
— Вы обе очень красивы.
— Она была рабыня?
— Нет, — ответил я, — она была дочерью убара.
Лицо Вики гневно исказилось, она соскочила с возвышения и подошла к стене, схватившись руками за ошейник, как будто хотела сорвать его с горла.
— Понятно! — сказала она. — А я, Вика, всего лишь рабыня!
— Не сердись, — сказал я.
— Где она?
— Не знаю.
— И давно ты ее не видел?
— Больше семи лет.
Вика жестоко рассмеялась.
— Тогда она в городах праха, — насмехалась она.
— Может быть, — согласился я.
— А я, Вика, здесь.
— Знаю.
Я отвернулся.
Услышал ее голос за собой.
— Я заставлю тебя забыть ее.
В ее голосе звучала жестокая, ледяная, уверенная, страстная угроза женщины из Трева, привыкшей получать все, что она хочет, женщины, которой нельзя отказать.