Хорошо. Уселись мы с этим Бассетом рядом на шпалы и стали хвастаться
друг перед другом, как и подобает художникам, работающим по одной
специальности. Оказалось, что и он без гроша, так что мы с ним живо сошлись.
Он объяснил мне, почему самый талантливый взломщик бывает по временам
принужден путешествовать в товарном вагоне. В Литтл-Роке чуть не выдала его
изменница-горничная, и ему пришлось убежать сломя голову.
— Такое уж у меня ремесло, — объяснял мне Билл Бассет. — Для того чтобы
оно имело успех, я вынужден обрабатывать плоеные чепчики. Покажи мне домик,
где есть ценные вещи и смазливая горничная, и можешь быть уверен, что
серебро будет расплавлено и сплавлено, а я буду пить шато да поплевывать в
салфетку трюфелями. Полиция же будет уверять, что кражу совершил кто-нибудь
из своих, ибо племянник старухи хозяйки преподает закон божий. Сперва я
оказываю некоторое давление на девушку, а потом уже, когда девушка пускает
меня в дом, — на замочные скважины, при помощи воска. Но эта литтл-рокская
горничная подвела меня: она увидела, как я катаюсь на трамвае с другой
девицей, и в ту же ночь, когда она должна была впустить меня в дом, заперла
дверь на замок. А у меня заготовлены ключи для дверей второго этажа… Да,
сэр, она оказалась Далилой.
Из дальнейшего выяснилось, что Билл все же пытался пустить в ход свою
отмычку, но девушка разразилась целой руладой бравурных звуков, вроде тех,
которые испускают борзятники, и Биллу пришлось перепрыгивать через все
заборы по дороге к вокзалу. Багажа у него не было, поэтому его всячески
пытались не пустить на вокзал, но он все-таки вскочил в отходивший товарный
поезд.
— Ну-с, — сказал Билл Бассет, когда мы обменялись мемуарами о минувших
деньках, — а теперь мне охота поесть. Непохоже, чтобы весь город был заперт
на французский замок. Что, если мы учиним небольшое злодейство и добудем
себе мелочишки на карманные расходы? Ты, вероятно, не догадался захватить с
собой какого-нибудь снадобья для ращения волос, или позолоченных часовых
цепочек, или других каких-нибудь запрещенных товаров, которые мы могли бы
всучить здешним олухам?
— Нет, — говорю я, — все осталось у меня вместе с чемоданом в Пивайне —
и серьги с патагонскими брильянтами и не золотые брошки. Там они и
останутся, покуда на тополях не вырастут японские сливы и не наводнят собой
весь рынок. А рассчитывать на это трудно, разве что мы пригласим в помощники
Лютера Бэрбанка (5).
— Ну, что же делать, — отвечает Бассет, — поищем других путей. Может
быть, когда стемнеет, я выпрошу у какой-нибудь дамочки шпильку и попробую с
помощью этой шпильки взломать сейф Пастушеско-Фермерского банка.
Во время нашей беседы к станции подходит пассажирский поезд. Из вагона
выскакивает какой-то мужчина в цилиндре — выскакивает не с той стороны,
откуда все люди, а с другой — и бежит вприпрыжку по путям прямо к нам;
маленький, толстенький, длинноносый, с крысиными глазками, но платье на нем
дорогое, в руке саквояж, который он несет так осторожно, как будто там яйца
или железнодорожные акции.
Из вагона
выскакивает какой-то мужчина в цилиндре — выскакивает не с той стороны,
откуда все люди, а с другой — и бежит вприпрыжку по путям прямо к нам;
маленький, толстенький, длинноносый, с крысиными глазками, но платье на нем
дорогое, в руке саквояж, который он несет так осторожно, как будто там яйца
или железнодорожные акции. Он прошел мимо нас по шпалам, словно и не
заметил, что поблизости город.
— Идем! — говорит Билл и встает с места.
— Куда? — спрашиваю я.
— Как куда? — говорит Билл. — Или ты забыл, что ты в пустыне и что у
тебя перед глазами сию минуту просыпалась манна? Или ты не слышишь, как
ворон шумит крыльями? Эх ты, Илья-пророк! (6)
Мы догнали незнакомого мужчину на опушке леса, и, так как место было
безлюдное, а солнце уже закатилось, никто не видел, как мы остановили его.
Билл снял с него цилиндр, погладил его рукавом и снова надел незнакомцу на
голову.
— Что это значит, сэр? — спрашивает незнакомец.
-Когда я носил цилиндр» — отвечает Билл, — и испытывал какое-нибудь
затруднение, я всегда снимал свой цилиндр и гладил его рукавом. Теперь
цилиндра у меня нет, и приходится пользоваться вашим. Я в таком затруднении,
что даже не знаю, с чего мне начать, как объяснить вам, по какой причине мы
обеспокоили вас, и потому не лучше ли будет, если мы, для первого
знакомства, пощупаем ваши карманы.
Билл тщательно обшарил все карманы приезжего, и на лице у него
выразилось отвращение.
— Часов и тех нет, — сказал он. — Как же вам не стыдно, вы, истукан
алебастровый? Разодет, как первый лакей в ресторане, а денег не больше, чем
у какого-нибудь графа. Нет даже мелочи на трамвай. И куда вы девали билет?
Приезжий отвечает, что при нем действительно нет никаких ценных вещей.
Но Бассет берет у него из рук саквояж. В саквояже оказываются носки,
воротнички и какая-то газетная вырезка. Билл внимательно читает газетную
вырезку, а потом протягивает приезжему руку.
— Брат, — говорит он, — прими мой сердечный привет. Позволь принести
тебе извинение друзей. Я Билл Бассет, громила Мистер Питерс, познакомьтесь,
пожалуйста, с мистером Альфредом Э. Риксом. Пожмите друг другу руку.
Потом Билл снова обращается к приезжему и говорит:
— Мистер Питерс по своей профессии занимает среднее место между мною и
вами в деле преступления и порока. Он всегда дает какой-нибудь товар за те
деньги, которые получает. Очень рад познакомиться с вами, мистер Рикс, — с
вами и с мистером Питерсом. Это первый раз мне случается присутствовать на
таком пленарном заседании Национального Синода Акул, где представлены все
три ремесла: грабительство, жульничество и банковое дело. Пожалуйста, мистер
Питерс, рассмотрите верительные грамоты мистера Рикса.
В газетной вырезке, которую вручил мне Билл Бассет, этот Рикс был
изображен во весь рост.