Он один врач на
весь город, а судья Бенкса очень плоха .. Он послал меня. Пожалуйста, идите
к нему. Он очень, очень просит.
— Как человек к человеку, я, пожалуй, пойду и осмотрю его, как человек
человека, — говорю я, кладу к себе в карман флакон «Настойки для Воскрешения
Больных» и направляюсь в гору к особняку мэра. Отличный дом, лучший в
городе: мансарда, прекрасная крыша и две чугунные собаки на лужайке.
Мэр Бэнкс в постели; из-под одеяла торчат только бакенбарды да кончики
ног. Он издает такие утробные звуки, что, будь это в Сан-Франциско, все
подумали бы, что землетрясение, и кинулись бы спасаться в парки. У кровати
стоит молодой человек и держит кружку воды.
— Доктор, — говорит мэр, — я ужасно болен. Помираю. Не можете ли вы мне
помочь?
— Мистер мэр, — говорю я, — я не могу назвать себя подлинным учеником
Эс Ку Лаппа. Я никогда не изучал в университете медицинских наук и пришел к
вам просто, как человек к человеку, посмотреть, чем я могу помочь.
— Я глубоко признателен вам, — отвечает больной. — Доктор Воф-Ху, это
мой племянник, мистер Бидл. Он пытался облегчить мою боль, но безуспешно. О
господи! Ой, ой, ой! — завопил он вдруг.
Я кланяюсь мистеру Бидлу, подсаживаюсь к кровати и щупаю пульс у
больного.
— Позвольте посмотреть вашу печень, то есть язык, — говорю я. Затем
поднимаю ему веки и долго вглядываюсь в зрачки.
— Когда вы заболели? — спрашиваю я.
— Меня схватило… ой, ой… вчера вечером, — говорит мэр. — Дайте мне
чего- нибудь, доктор, спасите, облегчите меня!
— Мистер Фидл, — говорю я, — приподнимите-ка штору.
— Не Фидл, а Бидл, — поправляет меня молодой человек. — А что, дядя
Джеймс, — обращается он к судье, — не думаете ли вы, что вы могли бы скушать
яичницу с ветчиной?
— Мистер мэр, — говорю я, приложив ухо к его правой лопатке и
прислушиваясь, — вы схватили серьезное сверхвоспаление клавикулы
клавикордиала.
— Господи боже мой, — застонал он, — нельзя ли что-нибудь втереть, или
вправить, или вообще что-нибудь?
Я беру шляпу и направляюсь к двери.
— Куда вы? — кричит мэр. — Не покинете же вы меня одного умирать от
этих сверхклавикордов?
— Уж из одного сострадания к ближнему, — говорит Бидл, — вы не должны
покидать больного, доктор Хоа-Хо…
— Доктор Воф-Ху, — поправляю я и затем, возвратившись к больному,
откидываю назад мои длинные волосы.
— Мистер мэр, — говорю я, — вам осталась лишь одна надежда. Медикаменты
вам не помогут. Но существует другая сила, которая одна стоит всех ваших
снадобий, хотя и они стоят недешево.
— Какая же это сила — спрашивает он.
— Пролегомены науки, — говорю я. — Победа разума над сарсапариллой.
Вера в то, что болезни и страдания существуют только в нашем организме,
когда вы чувствуете, что вам нездоровится.
Признайте себя побежденным.
Демонстрируйте!
— О каких это параферналиях вы говорите, доктор? — спрашивает мэр. — Уж
не социалист ли вы?
— Я говорю о великой доктрине психического финансирования, о
просвещенном методе подсознательного лечения абсурда и менингита внушением
на расстоянии, об удивительном комнатном спорте, известном под названием
персонального магнетизма.
— И вы можете это проделать, доктор? — спрашивает мэр.
— Я один из Единых Сенедрионов и Явных Монголов Внутреннего Храма, —
говорю я. — Хромые начинают говорить, а слепые ходить, как только я сделаю
пассы. Я — медиум, колоратурный гипнотизер и спиртуозный контролер
человеческих душ. На последних сеансах в Анн-Арборе покойный председатель
Уксусно-Горького общества мог только при моем посредстве возвращаться на
землю для бесед со своей сестрой Джейн. Правда, в настоящее время я, как вы
знаете, продаю с тележки лекарства для бедных и не занимаюсь магнетической
практикой, так как не хочу унижать свое искусство слишком низкой оплатой:
много ли возьмешь с бедноты!
— Возьметесь ли вы вылечить гипнотизмом меня? — спрашивает мэр.
— Послушайте, — говорю я, — везде, где я бываю, я встречаю затруднения
с медицинскими обществами. Я не занимаюсь практикой, но для спасения вашей
жизни я, пожалуй, применю к вам психический метод, если вы, как мэр,
посмотрите сквозь пальцы на отсутствие у меня разрешения.
— Разумеется, — говорит он. — Только начинайте скорее, доктор, а то я
снова чувствую жестокие приступы боли.
— Мой гонорар двести пятьдесят долларов, — говорю я, — излечение
гарантирую в два сеанса.
— Хорошо, — говорит мэр, — заплачу. Полагаю, что моя жизнь стоит этих
денег,
Я присел у кровати и стал смотреть на него в упор.
— Теперь, — сказал я, — отвлеките ваше внимание от вашей болезни. Вы
здоровы. У вас нет ни сердца, ни ключицы, ни лопатки, ни мозгов — ничего. Бы
не испытываете боли. Признайтесь, что вы ошиблись, считая себя больным. Ну,
а теперь вы, не правда ли, чувствуете, что боль, которой у вас никогда не
бывало, постепенно уходит от вас.
— Да, доктор, черт возьми, мне и в самом деле стало как будто легче, —
говорит мэр. — Пожалуйста, продолжайте врать, что я будто бы здоров и будто
бы у меня нет этой опухоли в левом боку. Я уверен, что еще немного, и меня
можно будет приподнять в постели и дать мне колбасы с гречишной булкой.
Я сделал еще несколько пассов.
— Ну, — говорю я, — теперь воспалительное состояние прошло. Правая
лопасть перигелия уменьшилась. Вас клонит ко сну. Ваши глаза слипаются. Ход
болезни временно прерван. Теперь вы спите.
Мэр медленно закрывает глаза и начинает похрапывать.
— Заметьте, мистер Тидл, — говорю я, — чудеса современной науки.
— Бидл, — говорит он. — Но когда же вы назначите второй сеанс для
излечения дядюшки, доктор Пу-Пу?
— Воф-Ху, — говорю я.