— Вот наша доля от выручки за первый
семестр во Всемирном университете, основанном с филантропической целью.
Теперь ты видишь, что филантропия, если ее поставить на коммерческую ногу,
есть такое искусство, которое оказывает благодеяние не только берущему, но и
дающему.
— Чудесно, — говорю я. — Ты на этот счет прямо доктор наук!
— Утренним поездом надо нам уезжать, — говорит Энди. — Поди собери
воротнички, манжеты и газетные вырезки.
— Чудесно, — говорю я. — Мне недолго собраться… А все же, Энди, я
хотел бы познакомиться с этим профессором Джеймсом Дарнли Мак-Корклом.
Любопытно бы взглянуть на него перед нашим отъездом.
— Это нетрудно, — говорит Энди и обращается к содержателю игорного
дома.
— Джим, — говорит он, — познакомься, пожалуйста, с мистером Питерсом.
—————————————————————
1) — Издательство, выпускавшее путеводители и карты.
2) — Изобретатель дактилоскопической системы для распознавания
преступников.
3) — Министр финансов в правительстве президента Кливленда (1893-1897).
4) — Старейший из американских университетов, основан в 1636 г.
Рука, которая терзает весь мир
— Многие из наших великих людей, — сказал я (по поводу целого ряда
явлений), — признавали, что своими успехами они обязаны участию и помощи
какой-нибудь блистательной женщины.
— Да, — сказал Джефф Питерс. — Мне случилось читать и в истории и в
мифологии о Жанне д’Арк, о мадам Иэл, о миссис Кодл (1), о Еве и других
замечательных женщинах прошлого. Но женщины нашего времени, по-моему, почти
бесполезны и в бизнесе и в политической жизни. Куда годится современная
женщина? Ведь мужчины в настоящее время и лучше стряпают, и лучше стирают и
гладят. Лучшие сиделки, слуги, парикмахеры, стенографы, клерки — все это
мужчины. Единственное дело, в котором женщина превосходит мужчину, это
Исполнение женских ролей в водевиле.
— А я думал, что женская чуткость и женская хитрость оказывали вам
бесценные услуги в вашей… как бы это сказать? специальности…
— Да, — сказал Джефф и энергично кивнул головой, — так может
показаться. А на поверку женщина — самый ненадежный товарищ во всяком
благородном мошенничестве. Вдруг, ни с того ни с сего, когда вы больше всего
на нее надеетесь, она становится честной и проваливает все дело. Однажды я
испытал этих дамочек на собственной шкуре.
Билл Хамбл, мой старый приятель, с кот о рым я сдружился на Территории
(2), вбил себе в голову, что ему хочется, чтобы правительство Соединенных
Штатов назначило его шерифом. В ту пору мы с Энди занимались делом чистым и
законным — продавали трости с набалдашниками. Если вам вздумается отвинтить
набалдашник и приложить его к губам, вам прямо в рот потечет полпинты
хорошего пшеничного виски, которое приятно прополощет вам горло в награду за
вашу догадливость.
Если вам вздумается отвинтить
набалдашник и приложить его к губам, вам прямо в рот потечет полпинты
хорошего пшеничного виски, которое приятно прополощет вам горло в награду за
вашу догадливость. Полиция изредка докучала нам, и, когда Билл сообщил мне,
что хотел бы сделаться шерифом, я сразу смекнул, что в этой должности он был
бы очень полезен торговому дому «Питерс и Таккер».
— Джефф, — говорит ^не Билл, — ты человек ученый, образованный, да к
тому же обладаешь всякими знаниями и сведениями касательно не одних только
начальных основ, но также фактов и выводов.
— Правильно, — говорю я, — ив этом я никогда на раскаивался. Я не из
тех, говорю, кто видит в образовании дешевый товар и ратует за бесплатное
обучение. Скажи мне, — говорю я, — что имеет больше цены для человечества —
литература или конские скачки?
— Э-э… гм… ну, разумеется, хорошие лошади… то есть я хотел
сказать поэты и всякие там великие писатели, — те, конечно, идут впереди, —
говорит Билл.
— Вот именно, — говорю я. — А если так, то почему же наши финансовые и
гуманитарные гении берут с нас два доллара за вход на ипподром, а в
библиотеки пускают бесплатно? Можно ли, — говорю я, — назвать это внедрением
в массы правильного понятия об относительной ценности двух вышеупомянутых
способов самообразования и разорения?
— Не угнаться мне за твоей риторикой и логикой, — говорит Билл. — Мне
от тебя нужно одно: чтобы ты съездил в Вашингтон и выхлопотал мне место
шерифа. У меня, понимаешь ли, нет способностей к интригам и высокому тону. Я
— простой обыватель и хочу получить это место. Вот и все. Я убил на войне
семерых, а детей у меня девять душ. Я член республиканской партии с первого
мая. Я не умею ни читать, ни писать и не вижу никаких оснований, почему я не
гожусь для этой должности. Мне сдается, что и твой компаньон, мистер Таккер,
тоже человек мозговитый и может оказать тебе содействие. Я выдам вам авансом
тысячу долларов на выпивку, взятки и трамвайные билеты в Вашингтоне. Если вы
устроите мне это дело, я дам вам еще тысячу наличными, кроме того — у вас
будет возможность целый год безнаказанно продавать наши контрабандные
спиртуозные трости. Надеюсь, что ты добрый патриот и поможешь мне провести
это дело через Белый Вигвам Великого Отца на самой восточной станции
Пенсильванской железной дороги (3).
Рассказал я про это дело Энди, и оно ему страшно понравилось. Энди был
сложная натура. Ему было мало шататься по деревням и продавать доверчивым
фермерам комбинацию из валька для отбивания бифштексов, рожка для ботинок,
щипцов для завивки, пилки для ногтей, машинки для растирания картофеля,
коловорота и камертона. У Энди была душа художника, и ее нельзя было мерить
чисто коммерческой меркой, как душу проповедника или учителя нравственности.
Так что мы приняли предложение Билла, сели в поезд и помчались в Вашингтон.
Приехали мы, остановились в гостинице на Южно-Дакотской авеню, и я
говорю Энди:
— Вот, Энди, первый раз в нашей жизни мы готовимся совершить истинно
бесчестный поступок.