.. то есть я читал в газетах, что эти молодчики
поступают именно так.
— Друзья! — говорит Меркисон. — Я решил доказать, что им не удастся
объегорить меня. Я возьму две тысчонки, суну их в карманы штанов и проучу
аферистов как следует. Стоит только Биллу Меркисону глянуть разок на
настоящие деньги, уж он не оторвет от них глаз. За один доллар они
предлагают пятерку — ну что ж! — им придется выложить мне чистоганом всю
сумму. Для этого я приму свои меры. Нет, Билл Меркисон не такой простофиля.
Вот увидите: съезжу в Чикаго и заставлю этого самого Смита выдать мне за
тысячу долларов — пять. И поверьте: вода опять станет теплая.
И я и Энди, мы оба пытаемся вышибить у него из головы этот неудачный
финансовый план. Но куда там! Он стоит на своем. «Я, говорит, исполню свой
гражданский долг, и поймаю бандитов в расставленную ими же самими ловушку.
Авось это послужит им хорошим уроком!»
Меркисон уходит, а мы с Энди продолжаем сидеть и молча предаемся
размышлениям о том, как плачевно заблуждается человеческий ум. В такие
размышления мы погружались не раз. Чуть выдастся у нас свободный часок, мы
всегда посвящаем его благочестивым попыткам усовершенствовать свою духовную
личность при помощи глубокомысленных мыслей.
Мы долго и сосредоточенно молчим. Наконец, Энди прерывает молчание.
— Джефф! — говорит он. — Признаюсь, я нередко от всего сердца хотел
выбить у тебя лучшие зубы, когда ты, бывало, начнешь жевать свою мочалу о
совести в бизнесе. Теперь я прихожу к убеждению, что, пожалуй, я был не
прав. Как бы то ни было — в нынешнем случае я с тобою согласен вполне:
по-моему, с нашей стороны было бы прямо-таки бессовестно отпустить мистера
Меркисона одного, без охраны, для свидания с теми мазуриками. Ведь ему не
сдобровать, это ясно. Не думаешь ли ты, что мы обязаны вмешаться и
предупредить катастрофу?
Я встаю, крепко жму руку Энди Таккеру и долго трясу ее.
— Энди, — говорю я, — если мне когда-нибудь и приходила в голову
сердитая мысль, будто у тебя недоброе сердце, я беру эту мысль назад. Я
вижу, что внутри твоей наружности все же есть зернышко добра и любви. Это
делает тебе честь. Меня тоже волнует судьба Меркисона. С нашей стороны, —
говорю я, — было бы грешно и постыдно, если бы мы не помешали ему ввязаться
в это темное дело. Он решил ехать? Ну что же! Поедем и мы вместе с ним и не
дадим этим бандитам одурачить его.
Энди вполне разделяет мои опасения, и я с радостью вижу, что он намерен
активно вмешаться и положить конец махинациям с подложными долларами.
— Я не причисляю себя к очень набожным людям, — говорю я, — никогда не
был ни ханжой, ни фанатиком, но не могу же я безучастно глядеть, как
человек, который своей энергией, своим умом, не боясь никакого риска, создал
крупное торговое дело, станет жертвой ловких негодяев, угрожающих
общественному благу.
— Правильно, Джефф, — говорит Энди. — Если Меркисон заупрямится и все
же поедет в Чикаго, мы не отступим от него ни на шаг. Мы обязаны сорвать эту
затею. Я, так же как и ты, не потерплю, чтобы этакие деньги были брошены на
ветер.
И мы пошли к Меркисону.
— Нет, друзья, — говорит Меркисон. — Я не могу допустить, чтобы
сладкогласные песни тех чикагских сирен унеслись на крыльях весенних
зефиров. Я либо повытоплю сало из этих блуждающих огоньков, либо прожгу в
сковородке дыру. Но, конечно, я буду до смерти рад, если вы поедете со мною.
Быть может, мне и вправду будет нужна ваша помощь, когда дело дойдет до
того, чтобы уложить в саквояж всю эту гору деньжищ. Да, для меня это будет
истинный праздник, если вы согласитесь проехаться вместе со мной.
Меркисон пускает слух по Грассдейлу, будто он уезжает на несколько дней
с мистером Питерсом и мистеров Таккером посмотреть какие-то железные рудники
в Западной Виргинии. Потом телеграфирует Дж. Смиту, что в такой-то день он
готов влипнуть в его паутину, и вот уже вся наша тройка мчится в Чикаго.
В поезде Меркисон увеселяет себя предвкушением забавных событий и
приятных воспоминаний.
— В сером костюме, — говорит он. — На юго-западном углу Уобаш-авеню и
Озерной улицы… Он роняет газету, а я спрашиваю: теплая ли сегодня вода?
Хо-хо-хо!
И Меркисон пять минут заливается неумолкающим хохотом.
Временами, однако, он хмурится, и похоже, что он старается прогнать от
себя какие-то мрачные мысли.
— Друзья мои! — говорит он в такие минуты. — И за десять тысяч не
согласился бы я, чтобы об этом деле узнали у нас в Грассдейле. Это сразу
разорило бы меня. Но вы люди благородные, не так ли? И, по-моему, это долг
каждого гражданина, — говорит он, — обуздать и проучить тех разбойников,
которые занимаются ограблением доверчивой публики. Я покажу им, теплая ли
сегодня вода. За каждый доллар — целая пятерка, вот что предлагает Дж. Смит,
и ему придется выполнить свое обещание, раз он имеет дело с Биллом
Меркисоном.
В Чикаго мы приехали в семь часов вечера. А встреча с тем серым
человеком должна была состояться в половине десятого. Мы пообедали в
ресторане гостиницы и пошли к Меркисону в номерок дожидаться условного часа.
— Ну, мои милые, — говорит Меркисон, — давайте раскинем мозгами и
обдумаем план, как разбить неприятеля наголову. Что, если в то самое время,
как я обмениваюсь сигналами с тем серым субъектом, вы, джентльмены,
проходите мимо — о, конечно, случайно, совершенно случайно! — и восклицаете:
«Алло, Мерк!» — и удивляетесь неожиданной встрече, и дружески жмете мне
руку. Тогда я отвожу этого субъекта в сторонку и сообщаю ему, что вы тоже
грассдейлские жители, Дженкинс и Браун, и что у одного из вас бакалейная
лавка, а у другого магазин гастроном.