— Как бы нам на поезд не
опоздать.
Я в это время как раз надевал на себя наши доллары, упакованные в
особый кушак, — мы всегда перевозили деньги таким способом, как вдруг Энди
вынимает из кармана целую пачку крупных банкнот и просит приобщить их к
остальным капиталам.
— Что это такое? — спрашиваю я.
— Это две тысячи от миссис Троттер.
— Как же они попали к тебе?
— Сама мне дала, — отвечает Энди. — Я целый месяц бывал у нее
вечерами… по три раза в неделю…
— Так ты и есть Уильям Уилкинсон? — спрашиваю я.
— Был до вчерашнего дня, — отвечает Энди.
————————————————————
1) — Теодор (Тедди) Рузвельт-президент Соединенных Штатов в 1901-1909
гг. Говоря о Рузвельте, Питере хотел показать, что ему известна профессия
посетителя: это сыщик, прибывший из столицы по поручению властей.
Стриженый вол
Джефф Питерс был готов спорить со мной без конца, едва только, бывало,
зайдет у нас речь, можно ли считать его профессию честной.
— Уж на что мы друзья с Энди Таккером, — говаривал он, — но и в нашей
дружбе появлялась очень заметная трещина, — правда, единственная, — когда мы
не могли с ним согласиться насчет нравственной природы жульничества. У меня
были свои принципы, у Энди свои. Я далеко не всегда одобрял выдвигаемые Энди
Таккером проекты о взимании контрибуции с публики, а он, — с своей стороны,
был уверен, что я слишком часто вмешиваю в коммерческие операции совесть и
наношу таким образом нашей фирме немалый ущерб.
Случалось, что в наших спорах мы иногда хватали через край. Однажды в
пилу полемики он даже выразился, будто я нисколько не лучше Рокфеллера.
— Энди! — ответил я. — Я знаю, что ты хочешь нанести мне обиду. Но мы с
тобою давние приятели, и я не стану обижаться на такие ругательства, о
которых ты и сам пожалеешь, когда к тебе вернется хладнокровие. Ведь я еще
никогда не подлизывался к судебному приставу (1).
Однажды, в летнюю пору, мы с Энди решили отдохнуть в Кентуккийских
горах, в небольшом городишке Грассдейл. Считалось, что мы
скотопромышленники, и к тому же солидные почтенные граждане, которые
приехали сюда на каникулы. Жителям Грассдейла мы пришлись по душе, и потому
мы решили прекратить военные действия и не морочить их — покуда мы живем в
ихнем городе — ни проспектами каучуковой концессии, ни сверканием
бразильских брильянтов.
Жили мы в гостинице, и вот однажды приходит к нам самый крупный
грассдейлский торговец железною утварью и садится с нами на веранде, чтобы
покурить за компанию. Мы еще раньше успели хорошо познакомиться с ним, так
как нам случалось не раз наблюдать, как во дворе городского суда он в
послеобеденный час играет в железные кольца.
У него была одышка. Был он
крикливый и рыжий. Но в общем толстый и такой важный, степенный, что даже
глядеть удивительно.
Сначала мы поговорили о разных злободневных новостях, а потом этот
Меркисон — у него была такая фамилия — достает из бокового кармана письмо и
с этаким беззаботно-озабоченным видом дает его нам — почитать.
— Ну, как вам это нравится? — говорит он и смеется. — Послать такое
письмо МНЕ!
Мы с Энди сразу же смекнули, в чем дело. Но делаем вид, будто
внимательно вчитываемся в каждое слово. Письме напечатано на машинке — одно
из тех старомодных писем, где вам объясняют, каким манером, вы можете за
одну тысячу долларов получить целых пять, — и притом такими бумажками, что
никакой эксперт не отличит их от настоящих. В письме сообщалось, что эти
доллары являются оттисками с подлинных клише Государственного казначейства в
Вашингтоне, выкраденных тамошним служащим.
— Подумать только, что они смеют с подобными письмами обращаться ко
МНЕ!
— Ну, что за беда! — говорит Энди. — Такие письма рассылаются и
порядочным людям. Если вы не ответите этим аферистам на первое их письмо,
они отстанут. А если откликнетесь, напишут вам снова и предложат вам
привести ваши доллары к ним и совершить полюбовную сделку.
— Но подумать только, что с подобным письмом они посмели обратиться ко
МНЕ! — возмущается Меркисон.
Через несколько дней он приходит опять.
— Друзья! — говорит он. — Я знаю, вы люди безукоризненной честности,
иначе я не стал бы откровенничать с вами. Знайте: я написал тем мошенникам,
просто так, для потехи. Они тотчас же прислали ответ: предлагают приехать в
Чикаго. В день своего отъезда я должен послать телеграмму на имя Дж. Смита.
А в Чикаго — встать на такой-то улице, на таком-то углу и ждать. Там
подойдет ко мне один в сером костюме и уронит передо мною газету. Тогда мне
следует спросить у него, теплая ли сегодня вода. Таким образом он узнает,
что я — это я, а я узнаю, что он — это он.
— Старая штука, — говорит Энди зевая. — Я часто читал про такие
проделки в газетах. Потом он ведет вас в гостиницу, в укромный застенок, а
там уже поджидает вас мистер Джонс. Они показывают новехонькие, свежие,
настоящие деньги — и за каждый ваш доллар продают вам пятерку. Вы видите
своими глазами, как они укладывают их к вам в саквояж. Вы уверены, что
доллары тут, в саквояже. А когда вам вздумается взглянуть на них снова, они,
конечно, оказываются оберточной бумагой.
— Ну нет! Со мною такие штучки не пройдут, — говорит Меркисон. — Не на
такого напали! Я не создал бы доходнейшего бизнеса в нашем Грассдейле, если
бы у меня не было нужной смекалки. Вы сейчас сказали, мистер Таккер, что они
покажут мне настоящие деньги?
— По крайней мере я сам… то есть я читал в газетах, что эти молодчики
поступают именно так.