Все подтвердилось. Туземцы, в основном наемные рабочие из Белоруссии и Курляндии, упомянули некую «зону чрезвычайного командования» с центром в Стрельне, на южном берегу Финского залива. Слышали это название от солдат. Да, военных здесь ждал атмосферно-космический челнок, они спешно улетели вечером 14 сентября. Да, они с нами общались постоянно. Нет, ничего такого особенного не рассказывали. В последние дни употребляли много спиртного. Им тоже было нехорошо после правительственного заявления о сложении власти, тогда все пили. Как мы живем? Так себе живем, плохо живем, многие болеют, очень страшно…
— Светка, кажется, хотела получить рабочую силу? — тихонько сказал мне Полковник. — Вот тебе и коровы, и трудовое крестьянство… Парни вроде бы нормальные, вменяемые. Берем к себе?
— Конечно, берем. Но во-он у того, по-моему, рак легкого.
Полковник развернулся всем корпусом. Шагнул вперед, притерев меня спиной к ограде. Спросил шепотом:
— Чего? Откуда знаешь?
— Вижу. Посмотрел на человека и понял, высветилось…
— Ты что, рентгеновский аппарат?
— Нет, это другое. И я знаю, что раковые клетки исчезают, он вылечится сам.
— Ну ни х… В смысле, ничего себе. Я это тоже знаю. Чувствую. Как это получается?
— По-моему, никак. Само по себе. Без участия разума. Просто мы видим невидимое.
— Почему?
— Не задавай дурацких вопросов. Не знаю почему! Почему солнце светит, а?
— Из-за того, что водород превращается в гелий, бестолочь. Давай вернемся домой и серьезно поговорим. Со всеми нами происходит что-то… Черт его знает что, говоря откровенно!
* * *
В феврале 2284 года нам стало окончательно ясно: нейтронная звезда ушла. Исчез аккреционный диск, прекратились странные явления в атмосфере, северное сияние появлялось редко и было необычно бледным. Это дало повод к зарождению малообоснованных надежд — непосредственная угроза миновала, значит, эвакуированные могут вернуться и все снова будет по-старому.
— То есть как «по-старому»? — изумилась Светлана. — Как ты себе воображаешь такое вот «возвращение»? Высаживаются они в центре города и что видят? Правильно, дорогой мой, разруху и гору трупов! Сразу возникают неприятные вопросы к правительству: а скажите, пожалуйста, ваши превосходительства, что это такое странное произошло на старушке-Земле? Да-да, мы понимаем, воздействие «аномалии» и все такое прочее, но почему передохли хомо сапиенсы и кошечки с собачками, а рыбки, птички и кузнечики благополучно здравствуют? После того что они здесь натворили, господа министры-канцлеры скорее выпрыгнут в открытый космос без скафандров, чем позволят людям вернуться! Скорее всего, они убеждены, что здесь погибли все до единого, и никогда не позволят этой тайне выплыть на свет! Это вполне логично!
— Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего нет потаенного, что не вышло бы наружу, — я наизусть процитировал евангелиста Марка.
— Значит, ничего не изменится, а нам придется строить новое общество на очень жидком фундаменте… Как полагаешь, сколько всего людей выжило? Раньше я думал, что около четверти или половины процента от общей численности населения планеты.
— Нас было двадцать миллиардов… — Светка призадумалась и наморщила лоб, высчитывая. — Допустим, эвакуировали пятьсот миллионов. Будем исходить из худшего, уцелели всего четверть процента из оставшихся девятнадцати с половиной миллиардов. Получается сорок восемь миллионов семьсот пятьдесят тысяч, это ведь уйма народу! Кстати, раньше я не умела так хорошо считать, пользовалась ПМК или калькулятором… Усугубим ситуацию — из этих неполных пятидесяти миллионов по разным причинам погибла половина. Все равно людей должно быть гораздо больше, чем мы видим сейчас!
— Двадцать пять миллионов на всю планету? Ну, тогда ближайший сосед будет жить от тебя в трехстах километрах!
— Во-первых, я не уверена, что вакцину делали военным Америки, Австралии или какой-нибудь республики Конго, наши могли поделиться механовирусом только с союзниками. Следовательно, живых можно найти исключительно на территории России и Германской империи, только в больших городах, где находились эти самые «чрезвычайные зоны». Петербург был семнадцатой зоной, значит, есть еще минимум шестнадцать, а сколько их было всего? Двадцать? Сорок? Заметь, на нашем курорте отдыхает меньше ста человек, и создать полноценное общество с гарантией появления здорового потомства мы не сможем — встает проблема, я извиняюсь, имбридинга…
— Кстати, о здоровье. У многих исчезли хронические заболевания, посмотри хотя бы на Михаила Яновича, нашего аксакала-старейшину, — ему восемьдесят два года, а бодрости как у семнадцатилетнего! Вчера встретил его за оградой поселка, ходил на лыжах. Сказал, что чувствует себя великолепно, хотя и перенес в прошлом два инфаркта. Вечером я уломал его пройти обследование с помощью «Хюммеля», автохирург уверяет, будто рубцы на сердечной мышце отсутствуют. Рассосались. Так ведь не бывает!
— Теперь бывает. Эти проклятущие вирусы что-то с нами сделали, причем жаловаться повода нет — один раз переболев, мы все теперь абсолютно здоровы. Я бы даже сказала — патологически здоровы! Я перестала уставать, сплю всего пять-шесть часов, и этого вполне хватает. Ни разу за всю зиму не простудилась, хотя раньше в такую погоду исходила соплями!