Обошел весь пятиугольник огромного — сорок на сорок метров — отсека, вначале опирался левой рукой на стены и панели с тысячами индикаторов и подсвеченных вогнутых клавиш, затем попробовал прогуляться самостоятельно.
Сигурд наблюдал за мной бесстрастно, капитан Калягин — с живым интересом, а Юрген шагал за плечом: страховал.
— Может, ты поесть хочешь? — когда я приостановился, чтобы отдохнуть (сердце колотилось с удвоенной частотой, голова кружилась нестерпимо), тихонько спросил немец. — Первые дни будешь кушать специальные смеси, потом можно употреблять обычную пищу.
— Только не это… — тяжело икнул я. Спустя мгновение меня окончательно скрутило и вытошнило черно-зеленой желчью. — Сиги!
С этим возгласом я окончательно потерял сознание, всем телом рухнув на руки подбежавшего андроида.
* * *
Никогда бы не подумал, что человеку может быть настолько худо — раньше я никогда всерьез не болел, даже в детстве обходился без непременных простуд. Частичная реабилитация заняла двое суток, беспощадный капитан Калягин измывался надо мной с изысканнейшим садизмом, некоторые «процедуры» больше напоминали допрос партизана в гестаповских застенках с применением устрашения третьей степени или как оно там называлось?..
Напоминавшие помесь лобстера с тарантулом страховидные роботы-терапевты обрабатывали меня слабыми электрическими разрядами, вливали в вены литры разноцветных растворов, потом наступала очередь жутких тренажеров, стимулировавших мышечную активность опять же ударами тока. Кожу облучали ультрафиолетом и еще какими-то лучами до появления шелушения, на второй день я совсем запаршивел и скребся, будто чесоточный. Смотреть на собственное отражение было противно, ни дать ни взять — жертва неприличной болезни! Кормили ужасно — сплошные биологически активные вещества в виде вонючих коктейльчиков. Гадость редкостная.
Одновременно нарастало количество вопросов. Куда подевались несколько старых шрамов? Почему, я дико извиняюсь перед дамами, вообще отсутствует волосяной покров — ладно бы просто голову обрили, но ноги-то зачем? Волоски только-только начали пробиваться… Я следил за показаниями доступных взгляду мониторов и, хотя решительно ничего не понимал в сложной медицинской терминологии, отметил странности: откуда в русском языке появились новые буквы? Сочетания звуков «ие», «аи», «ое» заменены отдельными значками, двойные согласные вроде «сс» в слове «во сс тановлен» тоже. Точные даты от меня скрывали — вместо указаний на день, месяц и год стояли прочерки.
Во время кратких передышек между инквизиторскими пытками дозволялось общаться с Сигурдом, и я опять заметил необычности: андроид, помогавший мне гулять по кораблю, заявил, что «трудно снова учиться ходить», и несколько раз обозвал «младенцем». Забегал Юрген, осведомлялся о здоровье, но ничего по делу не говорил, — услышав наводящий вопрос, мигом отводил взгляд. Что они скрывают, позвольте узнать?
Через сорок восемь часов я отчасти пришел в себя — по-прежнему побаливала и кружилась голова, но зато руки-ноги слушались.
— Открой рот, скажи «а-а», — неудачно пошутил Калягин. Пощупал мои подчелюстные лимфоузлы, оттянул веки, посветив в глаза фонариком, зачем-то чиркнул ногтем по щекам и лбу. — Поздравляю, Сергей Владимирович. Оклемались, хотя я не был уверен… Никаких серьезных осложнений, чувство дискомфорта со временем пройдет. Вы в Бога верите?
— Местами.
— Как? А, понял, вымершие идиомы… Потом сходите поставьте свечку, на этой планете есть церкви. Не желаете подышать свежим воздухом? Ваш андроид ждет снаружи.
— Сигурд не мой, он свой собственный, — повторил я фразу, которая всегда так раздражала Веню Гильгофа. — И что значит «вымершие идиомы»?
— Узнаете, — буркнул Калягин. — Вы прошли все возможные психологические тесты, результаты положительны. Значит, можно выпускать на свободу без намордника. Топайте за мной… штаб-офицер.
Чувство дежа вю обрушилось на меня будто лавина — едва внешний шлюз корабля разошелся, в лицо ударил порыв теплого ветра с ароматом пыльцы, сухой травы и пыли. Запах летней саванны. Солнце давно зашло, на черно-синем небе рассыпались яркие звезды — я сразу опознал полудюжину знакомых созвездий. Рыбак, Белая Тропа, Молот, Арбалет — конфигурация светил полностью соответствует звездной карте, наблюдаемой с поверхности Гермеса! И, разумеется, пышное экваториальное сияние в виде многоцветных лент и пятен причудливой формы.
Рыбак, Белая Тропа, Молот, Арбалет — конфигурация светил полностью соответствует звездной карте, наблюдаемой с поверхности Гермеса! И, разумеется, пышное экваториальное сияние в виде многоцветных лент и пятен причудливой формы.
— Гермес? — выдавил я. — Почему именно Гермес? Я должен быть на Афродите!
Калягин промолчал.
У меня слегка отлегло от сердца: рядом с кораблем медицинской службы стоял почти родной «Франц-Иосиф» вместе с «Карлом», следующим кораблем уникальной серии дальних рейдеров, построенных Удавом. Однако на космическую гавань Нового Квебека это непохоже. Другая диспетчерская вышка, ангары стоят в ином порядке, видны яркие розовые звезды, ближайшие соседки — двойная система Шестьдесят Первая Лебедя. Из Квебека их не видно, значит, мы находимся севернее, в другом полушарии.