Лула вознамерилась найти свои корни; думаю, к этому ее подтолкнул Даффилд; у меня есть сильные подозрения, что он и слил эту историю газетчикам, хотя он и отпирается… Так или иначе, Лула добралась до этой Хигсон и спросила, кто был ее отцом. Некий студент-африканец. Правда это или нет — не могу сказать. Но Лула услышала то, за чем пришла. У нее разыгралось воображение: по-моему, она уже видела себя пропавшей дочерью высокопоставленного политика или принцессой африканского племени.
— А отца она не пыталась разыскать?
— Чего не знаю, того не знаю, но… — Бристоу хватался за любую версию, которая могла бы объяснить появление запечатленного камерой чернокожего вблизи дома Лулы. — Если и так, то я узнал бы об этом в последнюю очередь.
— Почему?
— Потому что мы с ней из-за этого постоянно ссорились. Маме только-только поставили диагноз «рак матки», а Лула затеяла поиски Марлен Хигсон. Я прямо так и сказал, что она выбрала для этого самый неподходящий момент, но Лула… Честно говоря, в том, что касалось ее прихотей, она не терпела никаких возражений. Мы с ней друг друга любили, — Бристоу устало провел рукой по лицу, — но разница в возрасте все же сказывалась. К слову, сейчас я уверен, что она пыталась разыскать и отца тоже, потому что в ней проснулся зов крови: найти свои черные корни, обрести свою идентичность.
— В последнее время перед смертью она поддерживала отношения с Марлен Хигсон?
— Периодически. Но у меня было такое ощущение, что Лула пыталась прекратить эти контакты. Хигсон — мерзавка, беспредельно корыстная. За деньги она готова была выложить свою подноготную кому попало, и многие, к сожалению, этим пользовались. Мою мать эта история просто доконала.
— У меня к вам еще пара вопросов.
Адвокат безропотно замедлил шаг.
— Приехав утром к Луле, чтобы вернуть ей контакт с Сомэ, вы, случайно, не заметили никого, кто мог бы сойти за представителя охранной фирмы? Которая занимается сигнализацией.
— Например, техника?
— Или электрика. Возможно, в комбинезоне.
Когда Бристоу в задумчивости наморщил лоб, его кроличьи зубы еще больше выдались вперед.
— Не помню… надо подумать… Когда я проходил мимо квартиры второго этажа, да… был там какой-то парень, копался в щитке. Это мог быть он?
— Не исключено. Как он выглядел?
— Вообще-то, он стоял ко мне спиной. Лица я не видел.
— Уилсон находился рядом?
Бристоу в замешательстве остановился на тротуаре. Мимо спешили строго одетые мужчины и женщины, некоторые с папками под мышкой.
— Сдается мне… — запинаясь, выговорил он, — сдается мне, что там стояли они оба спиной ко мне, но тогда я уже спускался. А что такое? Разве это важно?
— Может, да, а может, нет, — ответил Страйк. — Неужели вы совсем ничего не запомнили? Цвет волос, цвет кожи?
Совсем растерявшись, Бристоу сказал:
— Я же не приглядывался.
— Неужели вы совсем ничего не запомнили? Цвет волос, цвет кожи?
Совсем растерявшись, Бристоу сказал:
— Я же не приглядывался. Хотя… — Он вновь сосредоточенно наморщил лоб. — Помню синюю одежду… То есть… под пыткой я бы, наверное, сказал, что это был белый. Но поклясться не могу.
— И не надо, — сказал Страйк, — это все равно полезная информация. — Он достал блокнот, чтобы не упустить ни одного из вопросов, которые собирался задать Бристоу. — Да, вот еще что. Согласно показаниям Сиары Портер, Лула призналась ей, что собирается все оставить вам.
— А, — вяло протянул Бристоу. — Вот вы о чем.
Он поплелся вперед, и Страйк подстроился к его шагу.
— Я знаю о показаниях Сиары со слов одного из следователей. От некоего инспектора Карвера. Он с самого начала был убежден, что это самоубийство, и решил, что признание Лулы, якобы сделанное Сиаре, подтверждало намерение моей сестры расстаться с жизнью. Мне такой ход рассуждений показался странным. Разве самоубийцы обдумывают завещания?
— Значит, вы считаете, что Сиара Портер выдумывает?
— Не то что выдумывает, — сказал Бристоу. — Скорее, преувеличивает. Куда более вероятно, что Лула сказала обо мне что-то хорошее, ведь мы с ней только что помирились, а Сиара задним числом решила, что Лула уже замышляет самоубийство, и приплела сюда завещание. Она такая… взбалмошная девица.
— Кто-нибудь пытался найти завещание?
— Еще бы! Полиция все перевернула вверх дном. Мы, близкие Лулы, не верили, что она оставила завещание; ее адвокаты тоже не могли сказать ничего путного, но поиски, естественно, проводились. Тщательные, но безрезультатные.
— Если на минуту представить, что Сиара Портер не исказила признание вашей сестры…
— Да Лула ни за что не отписала бы все мне одному. Ни за что!
— Почему же?
— Это автоматически означало бы, что она лишила наследства нашу мать и тем самым причинила ей глубокие страдания, — убежденно сказал Бристоу. — Дело не в деньгах: отец прекрасно обеспечил маму, дело в том, что лишение наследства — это весьма красноречивый жест. Завещание способно нанести любую рану. Таких случаев я видел бесчисленное множество.
— А у вашей мамы оформлено завещание? — спросил Страйк.
Бристоу насторожился:
— Ну… да, думаю, что оформлено.
— Позвольте спросить: кто наследники?
— Я не видел означенного документа, — чопорно ответил Бристоу. — Но разве это имеет…
— Все имеет значение, Джон. Десять миллионов — чертовски большой куш.
Бристоу, видимо, пытался разобраться, что это: бесчувственность или оскорбление. В конце концов он выговорил:
— Поскольку других родственников у нас нет, рискну предположить, что главными наследниками по завещанию будем мы с Тони.