— Покажи, какие покупки он принес, — процедил он наконец сквозь зубы. — Я не видел, чтобы ты принесла сюда что-нибудь.
— Они в гостиной, — ответила она тихо, делая движение по направлению к посудной. — Это только один сверток, и ничего там нет интересного для тебя.
— Принеси его сюда! — настаивал Броуди. — Я желаю видеть этот таинственно исчезнувший сверток.
— Ах, папа, неужели ты мне не веришь?
— Неси сюда пакет, говорят тебе! — заревел он. — Или я буду знать, что ты еще ко всему прочему и лгунья!
Мэри видела, что ослушаться невозможно, нерешительными шагами вышла из кухни и скоро воротилась с пакетом.
Броуди уставился на него, изумленный тем, что пакет действительно существует, но, еще более удивленный его необычным видом.
— Розовая ленточка, — пробурчал он. — Ишь Ты, как нарядно! — Затем резко изменил тон:
— Так ты хочешь меня уверить, что тебе присылают из лавки овсянку в такой упаковке, с этими побрякушками? Сию минуту открой коробку. Я хочу собственными глазами увидеть, что внутри.
Зная, что противиться бесполезно, Мэри, с фатальным спокойствием ожидая неизбежного, взяла со стола нож, разрезала тесемку и через несколько секунд вынула из ваты, в которую она была уложена, большую сочную кисть черного винограда. Броуди, точно не веря глазам, смотрел, пораженный, на свисавшую с руки Мэри чудесную гроздь, казавшуюся каким-то экзотическим цветком, расцветшим внезапно в темной кухне. Ягоды все были крупные, крепкие, прекрасной формы и покрыты голубоватым налетом, таким нежным и пленительным, как дымка, в которой встает перед моряком далекий берег. Они заманчиво качались на толстом гладком стебле, распространяя сладкий, напоенный солнцем аромат, и, казалось, их сочная и нежная мякоть готова, прорвав оболочку, брызнуть, растаять на языке смесью чудесных ощущений вкуса и запаха. Черный виноград в такое время года! Неслыханная роскошь!
— Откуда это? — крикнул Броуди громко и повелительно. — Кто его прислал?
— Не знаю, папа, — ответила Мэри искренно, потому что эти таинственные подарки действительно ни разу не сопровождались запиской, и она могла только догадываться, смутно и радостно, что они от Ренвика.
— Знаешь, негодница! — зарычал он. — Иначе ты бы его не спрятала!
Глядя на нее с злобным недоумением, он вспомнил вдруг о депутации благочестивых и самоуверенных дам из церковного комитета, явившейся к его жене во время ее болезни с фруктами и вареньем.
— Наверное, это прислала какая-нибудь из тех поганых, слезливых святош? Так мы уже получаем милостыню, пользуясь городской благотворительностью?! Вот до чего дошло? Ты наверное делаешь жалобную мину для того, чтобы они тебя жалели. О боже, да они скоро еще вздумают нам посылать суп и религиозные брошюры!
Он грубо вырвал виноград из рук Мэри, презрительно повертел его перед глазами и тут только сообразил, что эти изысканные фрукты стоят очень дорого и никакой церковный комитет не мог их послать. Ироническая усмешка медленно поползла по его лицу, и он воскликнул:
— Нет, я догадываюсь, в чем тут дело. Тебе не известно, кто их послал? Это, что называется, от неизвестного благодетеля! Всемогущий боже! Так ты опять принялась за старое, потаскуха! Начинаются подношения от любовников! Фу, меня тошнит от этой мерзости!
Он посмотрел на Мэри с отвращением, но она спокойно и стойко встретила его взгляд, и только бедная Несси проявляла признаки испуга и огорчения, к счастью, им незамеченные.
— Но ты их есть не будешь! — закричал он грубо. — Нет, ни единой ягодки не отведаешь. Можешь облизываться на них сколько угодно, но ты их не коснешься. Вот что я с ними сделаю! И, произнеся эти слова, он швырнул виноград на пол и яростно наступил на него своим тяжелым башмаком, так что сок брызнул во все стороны. Раздавил его в темную массу, которая, как кровь, залила серый линолеум.
— Вот тебе! — орал он. — Вот как я поступаю! Путь мой горек, но я с него не сверну. Жаль, что я не могу раздавить вот так же, как этот виноград, того скота, что послал его! Я бы с удовольствием поступил с ним так, кто бы он ни был… Вот, теперь тебе придется здесь убрать, это тебе полезно, работа отвлечет твои мысли от мужчин, успокоит твой зуд, шлюха! — И, говоря это, он разбрасывал ногой остатки винограда по всей кухне. Потом, схватив Мэри за плечи, нагнулся к самому ее лицу и грубо прошипел:
— Мне все твои штуки понятны, моя красавица, но не заходи слишком далеко, помни о том, что с тобой уже раз случилось.
Потом, схватив Мэри за плечи, нагнулся к самому ее лицу и грубо прошипел:
— Мне все твои штуки понятны, моя красавица, но не заходи слишком далеко, помни о том, что с тобой уже раз случилось. — Сказав это, он оттолкнул ее от себя с такой силой, что она ударилась о стену и оставшись на месте, с краской унижения на щеках безмолвно смотрела на отца.
Через минуту он повернулся к Несси и совершенно другим голосом, мягким, умильным, почти заискивающим, который он нарочно сделал таким, чтобы этим контрастом больше уязвить Мэри, сказал:
— А ты, доченька, не обращай внимания на то, что тут говорилось, да и на нее тоже. Тебе и совсем даже лучше с ней не разговаривать, разве только, когда тебе что-нибудь понадобится. Эти вещи тебя не касаются. Да и пора нам с тобой идти: если не поторопишься, опоздаешь в школу, а этого никак нельзя!