Лэтта покачал головой.
— Это, конечно, сумасбродство, но его можно извинить, зная ваш характер. Я говорил о других, известных вам вещах. Вы лишились жены и, кажется, предприятия тоже? Вы пережили тяжелые неприятности, так что я не хочу слишком строго упрекать вас. Но мне рассказывали о вас скверные вещи. Вы знаете, что я никогда не бью лежачего, — продолжал он спокойно. — Но я с интересом слежу за жизнью обывателей нашего города, и мне неприятно слышать дурное даже о самом последнем из рабочих на моей верфи.
Броуди повесил голову, как высеченный школьник, спрашивая себя, что имеет в виду сэр Джон: поведение ли Мэтью на службе или его собственные частые посещения «Герба Уинтонов?»
— Вы, вероятно, заметили, — продолжал Лэтта все тем же ровным голосом, — что с начала прошлого года я не поддерживал больше вашего предприятия своими заказами. Это потому, что я узнал об одном вашем поступке, который считаю и несправедливым, и жестоким. Вы вели себя по отношению к вашей несчастной дочери, как негодяй и дикарь, Броуди, и хотя найдутся люди, которые будут вас оправдывать, твердя об оскорбленной нравственности, мы не считаем возможным иметь с вами дело, пока на вас лежит это позорное пятно.
Руки Броуди конвульсивно сжались, морщина на лбу углубилась. Он с горечью подумал, что Лэтта — единственный во всем Ливенфорде человек, посмевший так говорить с ним, да, единственный, кто произнес такие слова безнаказанно.
— Ничего не могу поделать, — сказал он угрюмо, сдерживаясь, потому что сознавал свою зависимость от этого человека. — Все это — дело прошлого, с этим давно покончено.
— Вы можете ее простить, — сурово возразил Лэтта. — Можете дать мне слово, что она найдет убежище в вашем доме, если ей когда-нибудь это понадобится.
Броуди хранил сердитое молчание, и мысли его были заняты не Мэри, а Несси. Он должен сделать что-нибудь для девочки! В конце концов, что ему стоит дать обещание? И, не поднимая головы, упорно разглядывая ковер, он пробормотал:
— Хорошо, сэр Джон, пусть будет по-вашему.
Лэтта остановил долгий взгляд на громадной, унылой фигуре. Когда-то он в той ограниченной сфере, где они встречались, глазом знатока оценил своеобразие этой натуры. Он любовался Джемсом Броуди как великолепным образцом мужественной силы, посмеивался над его самомнением и снисходительно терпел его возбуждавшие любопытство, напыщенные, туманные намеки. Броуди интересовал его, как интересует образованного человека все оригинальное и необычное, но сейчас он стал ему противен и жалок. И, глядя на него, Лэтта подумал, что столь раздутое, претенциозное чувство собственного достоинства должно иметь какую-то глубокую причину. Но он сразу же отогнал эту мысль, — в конце концов, Броуди ведь сдал позиции.
— Ну, так чем же я могу вам быть полезен, Броуди? — спросил он серьезно.
— Ну, так чем же я могу вам быть полезен, Броуди? — спросил он серьезно. — Расскажите, как обстоят ваши дела?
Броуди поднял, наконец, голову, почувствовав, что разговор незаметным образом принял именно такой оборот, какой был ему нужен.
— Я закрыл свое предприятие, сэр Джон, — начал он. — Вы знаете не хуже меня, как со мной поступили эти… — он проглотил просившееся на язык слово и докончил сдержаннее: — эти господа, которые прокрались к нам в город и обосновались у самой моей лавки, как ночные воры. Они пустили в ход всяческие интриги, переманили к себе моего помощника, они сбили цены, чтобы подорвать мою торговлю, продавали разную заваль и хлам вместо хорошего товара, они… они всю кровь у меня высосали!
Собственные слова расшевелили в нем воспоминания, и в глазах его засветилась жалость к себе, грудь тяжело вздымалась. Он убедительно вытянул вперед руку. Но на Лэтта все это как-то не производило впечатления, и, жестом прервав Броуди, он сказал:
— А что вы сделали для того, чтобы помешать их маневрам? Ввели какие-нибудь новшества у себя в предприятии или… или постарались усерднее угождать покупателям?
Броуди смотрел на него с тупым упрямством.
— Я вел дело так, как считал нужным, — сказал он настойчиво, — так, как вел его всю жизнь.
— Ах, вот что! — протянул Лэтта.
— Я боролся с ними! Я боролся с ними честно, как джентльмен. Я бы растерзал их на клочки вот этими двумя руками, если бы они имели мужество вступить в открытый бой. Но они подкапывались под меня, а разве я мог унизиться до тех приемов, которые пускали в ход эти мерзавцы?
— Так что у вас теперь дела запутаны? — спросил сэр Джон. — Много долгов?
— Ни одного, — гордо возразил Броуди. — Я разорен, но не должен никому ни единого фартинга. Я заложил дом, и если у меня нет ничего, зато нет и долгов. Я могу начать сначала, как честный человек, если вы захотите меня поддержать. Моей дочурке Несси надо помочь пробить себе дорогу. Она самая способная из всех детей в Ливенфорде. Она, безусловно, получит стипендию, учрежденную вашим отцом, если только у нее будет возможность учиться.
— Почему бы вам не продать этот ваш нелепый дом? — посоветовал Лэтта, смягченный словами Броуди. — Кстати, он теперь слишком велик для вашей семьи. Тогда вы сможете уплатить долг по закладной, а на остальные деньги прожить некоторое время в другом доме поменьше.