Виола хмурится. Будь у нее Шум, уверен, она бы мысленно влепила ему пощечину.
И тут мне приходит мысль…
— И не пытайся, — перебивает меня мэр. — Ты еще не настолько силен. Даже капитан Хаммар пока этого не освоил. Ты только навредишь себе и ничего не добьешься. — Он снова внимательно смотрит на меня. — Но ты мог бы научиться, Тодд. Ты далеко пойдешь, дальше, чем эти прентисстаунские болваны, вместе взятые. У бедного мистера Коллинза мозгов не больше, чем у лакея, а капитан Хаммар — обыкновенный садист. Но ты, Тодд, ты… — Его глаза вспыхивают. — Ты бы мог вести за собой армии.
— Да не хочу я вести армии! — говорю я.
Мэр улыбается:
— Возможно, у тебя не будет выбора.
— Выбор есть всегда, — неожиданно вставляет Виола.
— О, люди вроде тебя всегда так говорят! Это делает их лучше в собственных глазах. — Мэр подходит ближе и заглядывает мне в глаза: — Но я следил за тобой, Тодд. Ты мальчик, который не умеет убивать. Мальчик, который рисковал собственной жизнью ради возлюбленной Виолы. Мальчик, который из-за мучившего его чувства вины попытался заглушить все свои чувства, но при этом продолжал испытывать боль каждой заклейменной им женщины… — Он наклоняется ко мне вплотную. — Мальчик, который не захотел расстаться с собственной душой.
Я чувствую его. Он залез в мой Шум чуть ли не с ногами, роется там, переворачивает все вверх дном.
— Я делал много плохого, — говорю я против собственной воли.
— Но ты страдал из-за этого, Тодд. — Голос у него теперь тихий, почти ласковый. — Ты — свой самый заклятый враг, и казнишь себя так жестоко, как я не могу и мечтать.
Мужчины, которые пытаются управлять Шумом, отчасти убивают в себе чувства, но ты не можешь этого сделать, хотя и очень хочешь. Сильнее чем кто-либо на этой планете, Тодд, ты чувствуешь.
— Заткнитесь! — говорю я и пытаюсь отвернуться, но не могу.
— Это твое преимущество, Тодд Хьюитт. В мире всеобщего онемения и переизбытка информации способность чувствовать — очень редкий дар.
Я закрываю уши руками, но его слова все равно звенят прямо у меня в голове.
— Ты — мальчик, который не сдался, не захотел пасть. Душа твоя чиста, хотя руки испачканы кровью. Ты до сих пор называешь меня мэром в своем Шуме.
— Моя душа не чиста! — ору я, все еще зажимая уши руками.
— Мы могли бы править этим миром вместе. Ты станешь моим первым помощником и заместителем, а когда научишься полностью управлять Шумом, как знать, возможно, ты даже сможешь превзойти меня.
И тут все мое тело сотрясают оглушительные слова:
Я — круг, круг — это я.
— Хватит! — доносится откудато издалека крик Виолы.
Мэр кладет руку мне на плечо.
— Ты мог бы стать моим сыном, Тодд Хьюитт, — говорит он. — Моим единственным и настоящим наследником. Я всегда мечтал о таком, но…
— Па? — Мы все слышим этот вопрос, который прорезает воздух, точно пуля — туман.
Шум в моей голове утихает, мэр делает шаг назад, и я наконец могу перевести дух.
За нами стоит Дейви с винтовкой в руке. Он подвел Урагана прямо к ступеням, спешился и смотрит на нас.
— Что стряслось? Почему эти солдаты лежат на земле?
— Ты что тут делаешь?! — вопрошает его отец. — Вы уже разбили «Ответ»?
— Нет, па. — Дейви пробирается к нам через обломки. — Они нас обманули. — Он встает рядом с моим стулом. — Привет, Тодд, — говорит он, кивая, а потом украдкой бросает взгляд на Виолу.
— Что значит «обманули»? — спрашивает мэр, но вид у него уже не на шутку раздосадованный.
— На юге их нет, — объсняет Дейви. — Мы долго шли по лесу, но там никого, ни единой души.
Виола радостно охает, не в силах сдержаться.
Мэр резко поворачивается к ней, в глазах ярость, на лице — работа мысли.
Он наводит на нее винтовку:
— Ты что-то хотела нам рассказать, Виола?
40
НИЧТО НЕ МЕНЯЕТСЯ, МЕНЯЕТСЯ ВСЕ
[Виола]
Тодд мгновенно вскакивает со стула и встает между мной и мэром. Его Шум полыхает красным и белым — так громко и яростно, что мэр невольно пятится.
— Почувствовал в себе силу, мой мальчик? — спрашивает он. — Вот зачем я заставил тебя смотреть, как ее допрашивают. Страдания делают тебя сильнее. Я научу тебя управлять этой мощью, и вместе мы…
— Тронешь ее хоть пальцем, — медленно и четко произносит Тодд, — я тебя на куски порву.
Мэр улыбается:
— Верю, верю. — Он поднимает винтовку. — И тем не менее.
— Тодд… — говорю я.
Он оборачивается:
— Опять он с нами играет. Использует нас против друг друга, как ты и говорила! Что ж, с меня хва…
— Тодд… — Я пытаюсь встать. Щиколотки тут же простреливает боль, я оступаюсь, Тодд тянется ко мне…
Но не он, а Дейви…
…Дейви хватает меня под руку и помогает сесть обратно. Смотреть мне в глаза он боится, да и на Тодда с отцом не глядит.
Смотреть мне в глаза он боится, да и на Тодда с отцом не глядит. Его Шум вспыхивает желтым от стыда, он отпускает меня и торопливо отходит.
— Ну надо же, спасибо, Дэвид! — говорит мэр, не скрывая свое удивление. — А теперь, — он вновь поворачивается ко мне, — будь так любезна, Виола, расскажи нам об истинных планах «Ответа».
— Ничего им не говори, — отрезает Тодд.
— Да я ничего и не знаю! Ли, похоже, успел…
— Времени было слишком мало, и ты это знаешь, — перебивает меня мэр. — Все прекрасно понимают, что произошло, Виола. Твоя госпожа снова тебя обманула. Если бы бомба взорвалась вовремя, ты бы все равно умерла — и я тоже, — так зачем тебе знать правду? Но если бы тебя поймали раньше, тогда… Лучше всех врет тот, кто свято верит в свою ложь.