У меня в голове была такая каша, я так сосредоточилась на солдатах, что на крестьянина и не взглянула. Лицо почти без всякого выражения, знакомая одежда, шляпа, голос, пустой и мирный Шум, точно ясное небо на горизонте…
— Уилф! — охаю я.
Теперь все взгляды обращены на меня, а госпожа Койл так вскинула брови, что они, кажется, вот-вот заползут ей в волосы.
— Дарова! — радостно приветствует меня Уилф.
— Дарова! — отвечаю я, от потрясения не в силах вымолвить ничего другого.
Он подносит пальцы к полам шляпы и салютует:
— Так тебе удалось сбежать! Радость-то какая!
Губы госпожи Койл шевелятся, но секунду-другую с них не срывается ни единого звука.
— Потом поговорим. — Она наконец обретает дар речи. — Мы должны ехать. Немедленно!
— А для двоих там место найдется? — спрашивает молодой солдат.
— Что-нибудь придумаем.
Госпожа Койл залезает под телегу и снимает со дна деревянную крышку.
— Залезай, — велит она мне.
— Куда? — Я нагибаюсь и вижу над задней осью узкий потайной отсек.
— Мешок туда не влезет, — говорит Уилф, показывая на мою поклажу. — Давай сюда, я довезу.
Я снимаю мешок и отдаю ему:
— Спасибо, Уилф!
— Живо, Виола! — подгоняет меня госпожа Койл.
Я напоследок киваю Уилфу, ныряю под телегу и кое-как заползаю в отсек, пока не упираюсь головой в заднюю стенку. Госпожа Койл тут же залезает следом. Молодой солдат был прав: места для двоих недостаточно. Мы с целительницей вплотную прижаты друг к другу, ее коленки упираются мне в ляжки, между носами — не больше сантиметра. Едва она успевает втянуть ноги, как солдаты ставят деревянную крышку на место, и мы оказываемся в полной темноте.
— Где мы… — начинаю я, но она тут же шикает.
Снаружи доносится топот марширующих солдат и цоканье конских копыт по дороге.
— Доложите! — кричит один из них, останавливаясь рядом с телегой.
Этот голос…
Высокий, визгливый, да и ржание лошади я уже где-то слышала…
Но этот голос…
— Услышали выстрел, сэр, — отвечает один из солдат. — Этот человек говорит, что видел женщину, пробежавшую мимо него к реке. Примерно час назад.
Настоящий солдат сплевывает:
— Стервы.
Наконец я узнаю голос.
Это сержант Хаммар.
— Из какой вы части? — спрашивает он.
— Из первой, сэр, — отвечает молоденький, промедлив всего долю секунды. — Командир О’Хара.
— А… эта тряпка , — презрительно фыркает сержант Хаммар. — Хотите узнать, что такое настоящая служба, переводитесь в четвертую. Я вам покажу, что к чему.
— Да, сэр, — отвечает Магнус. Голос у него дрожит чуть сильнее, чем хотелось бы.
Я слышу Шум солдат из отряда Хаммара. Они думают о телеге. И о взрывах. И о стрельбе по женщинам.
Но у сержанта Хаммара Шума нет.
— Арестуйте его, — наконец произносит Хаммар.
— Этим мы и занимались, сэр.
— Стервы, — повторяет Хаммар и пришпоривает коня (Покорись, говорит тот). Солдаты спешно удаляются следом за ним.
Я выдыхаю — похоже, все это время я пролежала затаив дыхание.
Я выдыхаю — похоже, все это время я пролежала затаив дыхание.
— Его даже не наказали! — шепчу я скорее себе, чем госпоже Койл.
— Все потом, — шепчет та в ответ.
Уилф щелкает поводьями, и телега медленно трогается с места.
Выходит, мэр мне лгал. С самого начала.
Ну конечно, балда!
Убийца Мэдди на свободе и готов убивать дальше — Шума у него нет.
А я лежу рядом с женщиной, уничтожившей мой единственный шанс связаться с людьми, которые могли нас спасти.
И Тодд где-то далеко. Не рядом. Я его бросила.
Никогда в жизни мне не было так одиноко.
В тайном отсеке адски тесно. Мы дышим воздухом друг друга, локти и плечи все в синяках от тряской дороги, одежда пропиталась потом.
Мы не разговариваем.
Время идет. Минута за минутой. Минута за минутой. Я постепенно проваливаюсь в какое-то забытье: жар и духота высасывают из меня жизнь. Все мои тревоги растворяются в покачивании телеги, и я закрываю глаза.
Меня будит стук Магнуса. Я подаю голос — неужели приехали? Но Магнус только предупреждает:
— Сейчас потрясет немного. Держитесь.
— За что? — спрашиваю я, но больше ничего сказать не успеваю: телегу как будто сбрасывают с обрыва.
Лоб госпожи Койл врезается мне в нос, сразу же начинает пахнуть кровью. Она охает: локтем я бью ее в горло. Телега продолжает трястись и прыгать на ухабах, и я, стиснув зубы, терплю боль.
Но тут госпожа Койл крепко прижимает меня к своей груди, а свободной рукой и одной ногой упирается в стенки отсека. Я сопротивляюсь — не нужны мне утешения! Но тут же понимаю, что она обнимает меня неспроста: мы перестали биться друг о друга, хотя телега по-прежнему едет по ухабам.
Так последний отрезок моего пути проходит в объятиях госпожи Койл. И именно в ее объятиях я попадаю в лагерь «Ответа».
Телега останавливается, почти в тот же миг с отсека снимают крышку.
— Приехали, — говорит молодой солдат — тот, что белобрысый. — Все целы?
— А ты как думал? — бурчит госпожа Койл, отстраняясь от меня и выбираясь наружу. Она протягивает мне руку, но я не принимаю помощи — вылезаю сама и оглядываюсь по сторонам.
Мы спустились по крутой скалистой тропе — удивительно, как телега вообще могла по такой проехать, — и очутились в своего рода расселине среди скал. Со всех сторон нас укрывают деревья, а прямо впереди они растут ровным рядком.