Жеребенок Тодд, говорит она.
— Ангаррад, — говорю я.
Ставлю ногу в стремя, запрыгиваю в седло и поднимаю глаза к небу. Темнеть еще не начало, но сонце уже начинает сползать к водопаду. День подходит к концу.
Время на исходе.
— Пожелай мне удачи, — говорю я.
— Вперед! — ржет Ангаррад. — Вперед.
Стражники переводят взгляд с меня на Ивана, который пытается заставить их молчать — впрочем, это не поможет заглушить их Шум, который блеет и кричит, точно овца на пожаре.
— Он же лейтенант, — увещевает Иван стражников.
— Мальчишка он, а не лейтенант! — возражает ему рыжеволосый солдат.
— Любимец президента, — добавляет Иван.
— Да, и вам приказали отвести его в город, рядовой, — говорит стражник с большим пузом и капральскими нашивками на рукаве. — Еще скажите, что ослушались непосредственного приказа!
— Лейтенант отдал мне другой приказ, — говорит Иван.
— С каких пор он у нас главнее президента?
— Да бросьте! — взрывается Иван. — Вас же всех поголовно наказали, поэтому вы здесь!
Это немного их утихомиривает.
— Ты идиот, если думаешь, что я встану на сторону мальчишки и ослушаюсь президента, — говорит капрал Пузан.
— Прентисс все узнает, — добавляет рыжий, — как ни скрывай.
— Он прикажет нас расстрелять, — поддакивает ему другой стражник, долговязый, с бледной, землистой кожей.
— Кому прикажет? — не унимается Иван.
— Все солдаты на войне, а президент сидит в своем разрушенном соборе и ждет, когда я приведу Тодда.
— С какой стати? — спрашивает рыжий. — Почему он не с армией?
— Это не в его духе, — отвечаю я. Все снова поднимают глаза на меня. — Мэр не участвует в сражениях. Он правит, руководит, но курка не спускает и рук не пачкает. — Ангаррад чует мое волнение и делает едва заметный шажок в сторону. — За него это делают другие люди.
И потом, думаю я, пытаясь утопить эту мысль в Шуме, ему очень хочется поговорить со мной.
Что, по мне, гораздо хуже войны.
— Так ты чего, решил его свергнуть? — спрашивает капрал, скрещивая руки на груди.
— Он обычный человек, — говорю я. — А человек небессмертен.
— Нет, он не так прост, — возражает рыжий. — Говорят, он сделал из своего Шума оружие.
— И если близко к нему подойти, он может завладеть твоим разумом, — добавляет долговязый.
Иван презрительно фыркает:
— Бабушкины сказки! Ничего такого он не умеет…
— Умеет, — говорю я, и снова все взгляды обращаются на меня. — От его Шумных оплеух потом полдня в голове звенит, боль — адская. А еще он может пролезть в мозг и заставить тебя что-нибудь сделать или сказать. Все это чистая правда.
Стражники удивленно пялятся на меня, гадая, когда я скажу что-нибудь более утешительное.
— Но, кажется, для этого надо смотреть ему в глаза.
— Тебе «кажется» ? — фыркает рыжий.
— А Шумные удары несмертельны, и он не может бить нескольких людей разом. Если мы нападем вместе, всех ему не достать.
Правда, я тщательно скрываю в Шуме воспоминание о его последнем ударе — севодня, на Арене. Он был куда мощнее и страшнее всех предыдущих.
Мэр оттачивает свое оружие.
— Неважно, — говорит долговязый. — У него тоже есть охрана. Ты зовешь нас на верную смерть.
— Он ждет, что вы меня приведете, — говорю я. — Мы спокойно пройдем мимо охраны прямо к нему.
— И с чего мы должны тебе подчиняться, лейтенант ? — спрашивает капрал, глумясь над моим званием. — Что мы за это получим?
— Свободу от тирании! — восклицает Иван.
Капрал закатывает глаза. Не он один.
Иван не унимается:
— Мы свергнем его и сами захватим власть!
Глаза уже никто не закатывает, но долговязый говорит:
— Кто-нибудь жаждет увидеть в президентах Ивана Фарроу?
Он хотел всех насмешить, но никто не смеется.
— А как насчет президента Хьюитта ? — говорит Иван, глядя на меня со странным блеском в глазах.
Капрал Пузан фыркает и повторяет:
— Да он же мальчишка!
— Нет, — говорю я. — Уже нет.
— Он один решил сопротивляться режиму, — добавляет Иван. — Это коечто да значит.
Стражники начинают переглядываться. Я вижу вопросительные знаки в их Шуме, сомнения и страхи, подтверждающие друг друга, и мысль о неизбежном поражении.
Но из их Шума я узнаю, как можно спасти дело.
— Если вы мне поможете, — говорю я, — я дам вам лекарство.
Разговоры тут же умолкают.
— Что, правда? — недоверчиво спрашивает рыжий.
— Да блефует он! — отвечает за меня капрал.
— Лекарство хранится в подвалах собора. Я сам видел, как мэр его туда…
— Почему ты все время называешь его мэром? — спрашивает долговязый.
— Пойдемте со мной, — говорю я. — Помогите мне схватить его, и я разрешу каждому взять столько лекарства, сколько он сможет унести. — Стражники теперь слушают меня во все уши. — Пора Хейвену снова стать Хейвеном!
— Он отобрал лекарство у всех солдат, — говорит Иван. — Если мы свергнем президента и раздадим лекарство обратно, кого, по-вашему, они станут слушать?
— Ну уж не тебя, Иван.
— Верно. — Он снова бросает на меня тот странный взгляд. — Но, быть может, его.
Стражники смотрят на меня, сидящего верхом на Ангаррад, вооруженного и в пропыленной форме, видят мои надежды и обещания, и в их Шуме поднимается ропот. Каждый невольно спрашивает себя, готов ли он рискнуть и попытать судьбу, настолько ли он отчаялся.