— Не представляю, каково было расти в таком мире…
— Да, не представляешь, — кивает он.
Но тон у него не самодовольный.
Я щурюсь, пытаясь разглядеть дорогу в ослепительном солнце:
— Эх, жаль бинокля нет!
Ли запускает руку в карман и достает бинокль.
Я недоуменно смотрю на него:
— Ты что, нарочно ждал, пока я попрошу? Чтобы произвести впечатление?
— Не понимаю, о чем ты, — с улыбкой отвечает он и подносит бинокль к глазам.
— Брось! — Я пихаю его плечом. — Дай мне посмотреть!
Ли убирает руку подальше, чтобы я не могла дотянуться. Я начинаю хихикать, он тоже. Крепко вцепившись в него, я пытаюсь удержать его на месте, а сама тянусь за биноклем, но Ли гораздо крупнее меня и все время увертывается.
— Я не боюсь сделать тебе больно, — говорю я.
— Верю, — смеется он, снова глядя в бинокль на дорогу.
Внезапно его Шум ощетинивается, да так громко, что мне становится страшно — как бы кто не услышал.
— Что там? — спрашиваю я, мигом прекратив хихикать.
Он отдает мне бинокль и показывает пальцем направление.
— Вон, по дороге едут.
Но я уже и сама вижу. Бинокль фокусируется на двух всадниках в новеньких формах. Один из них что-то говорит и жестикулирует.
Смеется. Улыбается.
Второй не сводит глаз с лошади, но спокойно едет дальше.
Едет на работу в министерство Вопросов.
В форме с серебряным «В» на плече.
Тодд.
Мой Тодд.
Едет бок о бок с Дейви Прентиссом.
Едет работать с человеком, который в меня стрелял.
31
ЦИФРЫ И БУКВЫ
[Тодд]
Дни тянутся один за другим. Каждый день — хуже предыдущего.
— Всех-всех? — спрашивает Дейви отца. В его Шуме звенит плохо скрываемая тревога. — До единой?
— Это вопрос доверия, Дэвид, — отвечает мэр, стоя с нами у ворот конюшенного двора, пока наших лошадей готовят к рабочему дню. — Вы с Тоддом так прекрасно справились с клеймлением узниц, что поручить дальнейшие шаги в рамках этой программы я могу только вам.
Я ничего не говорю и даже не смотрю на Дейви, который то и дело косится на меня. Шум его сияет розовым светом от отцовской похвалы.
Но под этим сиянием — тревожные мысли о новой работе. Нам поручили клеймить всех женщин Нью-Прентисстауна.
Всех до единой.
Потомушто клеймить только тех, что побывали в министерстве Вопросов, оказалось бесполезно.
— Они продолжают убегать, — говорит мэр. — Среди ночи скрываются в лесу и уходят к террористам.
Дейви наблюдает за тем, как седлают Урагана, в Шуме — лица орущих от боли женщин.
Их слова.
— А раз кто-то убегает, — добавляет мэр, — другие проникают внутрь.
Он имеет в виду бомбы. Последние две недели они взрываются каждую ночь — за таким числом подрывниц должна стоять довольно сильная и многочисленная армия. Ни одну из женщин поймать не удалось; лишь одна взорвалась вместе с бомбой, которую устанавливала. Ее разорвало в клочья.
Вспоминая это, я закрываю глаза.
Я умер, мне плевать.
(это была она?)
Ничего не чувствую.
— Ты хочешь, чтобы мы заклеймили всех женщин?.. — тихо повторяет Дейви, не глядя на отца.
— Я ведь уже объяснял. — Мэр нетерпеливо вздыхает. — Каждая женщина — член «Ответа», пусть из одной только женской солидарности.
Конюхи выводят из загона Ангаррад. Она высовывает голову за ограду и ласково тычется в меня носом. Тодд , говорит она.
— Они будут сопротивляться, — говорю я, гладя ее по голове.
Тодд , говорит она.
— Они будут сопротивляться, — говорю я, гладя ее по голове. — Да и мужчины не обрадуются.
— Ах да, — говорит мэр, — вы ведь пропустили вчерашний митинг!
Мы с Дейви переглядываемся. Вчера мы весь день работали и слыхом не слыхивали о митинге.
— Я поговорил с мужчинами Нью-Прентисстауна. По-мужски поговорил. Объяснил, чем нам грозит «Ответ» и как можно устранить эту угрозу. — Он гладит гриву Ангаррад. Я пытаюсь скрыть свое недовольство. — Они полностью со мной согласны.
— На митинге не было женщин, так? — спрашиваю я.
Он поворачивается ко мне:
— Конечно. Мы ведь не хотим раззадоривать врага, не так ли?
— Да их же тут тысячи! — взрывается Дейви. — Мы целую вечность будем их клеймить!
— У вас будут помощники, Дэвид, — спокойно отвечает мэр, следя за тем, чтобы все внимание сына было приковано к нему. — Но ваша команда, не сомневаюсь, будет работать быстрее всех.
Шум Дейви самодовольно всколыхивается от этих слов.
— А то!
Он снова смотрит на меня.
Ему не по себе.
Я снова глажу Ангаррад по морде. Конюхи выводят Морпета: только что смазанная маслом шкура лоснится на сонце. Сдавайся , говорит он.
— Если вам это не по душе, — говорит мэр, беря Морпета под уздцы, — задайте себе такой Вопрос. — Одним ловким движением он вскакивает на коня и бросает на нас последний взгляд. — Зачем невинная женщина станет противиться тому, чтобы ее личность было легко установить?
— Вам это с рук не сойдет, — почти невозмутимо говорит она.
Мистер Хаммар взводит винтовку и целится женщине в голову.
— Слепая штоли? — спрашивает Дейви слегка визгливым голосом. — Мне уже сошло это с рук!
Мистер Хаммар смеется.
Дейви зажимает щипцами ленту. Металл вгрызается в кожу женщины чуть выше запястья. Она вскрикивает, хватается за ленту и падает на пол, едва успев подставить здоровую руку. Потом несколько секунд лежит, пытаясь отдышаться.