— СМОТРИТЕ! — орет мэр Прентисс.
— СМОТРИТЕ! — орет мэр Прентисс. — ВОТ ВАШЕ БУДУЩЕЕ!
Он заносит нож, словно хочет еще раз крикнуть: «Смотрите!»
Ропот становится громче…
Мэр Прентисс заносит нож…
Голос, женский голос, может тот же самый, кричит:
— Нет!
И я внезапно понимаю, что сейчас случится.
В том зале, когда я сидел привязанным к стулу, он довел меня до отчаяния, подвел к самому краю смерти, заставил бояться ее, а потом…
Исцелил мои раны.
Тогда-то я и сделал, что он хотел.
Нож со свистом пронзает воздух, и разрезанная веревка падает с рук мэра Леджера на помост.
Весь город охает. Нет, вся планета.
Секунду мэр Прентисс выжидает, потом тихо, без микрофона, говорит:
— Вот ваше будущее.
Но слова эти опять звенят прямо в голове. Он прячет нож за спину и возвращается к микрофону.
И начинает исцелять раны толпы.
— Я не тот, за кого вы меня принимаете, — говорит он. — Я не тиран и пришел не с тем, чтобы истребить вас. Я не безумец, который уничтожит собственную надежду на спасение. Я НЕ… — он смотрит на мэра Леджера, — ваш палач…
Толпа так затихла — и мужчины, и женщины, — что площадь кажется пустой.
— Война кончилась, — продолжает мэр. — Ей на смену пришла новая жизнь.
Он показывает пальцем на небо. Все с опаской смотрят наверх, словно оттуда может что-то упасть.
— Возможно, до вас уже дошел слух о новых переселенцах…
У меня сжимается нутро.
— Говорю вам как президент, — продолжает мэр Прентисс, — это истинная правда.
Откуда он знает? Черт, откуда?
В толпе снова поднимается ропот от этой вести. Мэр не призывает людей к тишине, только радостно перекрикивает:
— Мы встретим их с распростертыми объятиями! Мы создадим новое общество, которое с гордостью встретит новых жителей нового Эдема! — Он опять повышает голос: — Мы покажем им, что воистину оставили Старый свет позади и обрели РАЙ!!!
Опять разговоры в толпе, со всех сторон.
— Лекарство я у вас заберу, — говорит мэр. Боже, вот тут-то ропот замолкает. Мэр позволяет тишине утвердиться окончательно и добавляет: — На время.
Мужчины переглядываются между собой и снова поднимают глаза на мэра Прентисса.
— Мы стоим на пороге новой эры, — говорит тот. — Вы должны заслужить мое доверие, а для этого вместе со мной будете строить новое общество. Когда мы его построим, когда мы вместе начнем преодолевать трудности и праздновать первые успехи, тогда вы заслужите право вновь называться мужчинами. А значит, получите право и на лекарство. В этот славный день все мужчины воистину станут братьями!
На женщин он и не смотрит. Мужчины тоже. Женщинам ведь лекарство ни к чему, и добиваться его не нужно, так?
— Да, будет нелегко, — продолжает мэр Прентисс, — я не хочу вас обманывать и обнадеживать. Но это благодарный труд. — Он обводит рукой армию. — Мои заместители уже начали организовывать вас. Вы и дальше будете следовать их указаниям, но поверьте, никто не хочет обременять вас сверх меры. Скоро вы увидите, что я — не завоеватель. Я не желаю вам зла. — Он вновь умолкает. — Я вам не враг… — мэр Прентисс в последний раз поворачивается к толпе мужчин, — я ваш спаситель.
И хоть у них нет Шума, я вижу по лицам, как в них просыпается надежда: вдруг он говорит правду, вдруг все наладится, вдруг — несмотря на все ужасы — они обретут свободу?
Вот уж нет, думаю я. Даже не мечтайте.
Даже не мечтайте.
Не успевает толпа разойтись, как дверной замок опять лязгает.
— Добрый вечер, Тодд, — говорит мэр Прентисс, входя в мою тюрьму и морщась от вони. — Понравилась моя речь?
— Откуда вы узнали про переселенцев? — спрашиваю я. — Вы разговаривали с ней? Как она?
Мэр Прентисс не отвечает, но и не бьет меня, а просто с улыбкой говорит:
— Всему свое время, Тодд.
По ступенькам за дверью поднимается Шум. ЖИВ!
Я ЖИВ! слышу я. ЖИВ, ЖИВ; ЖИВ, ЖИВ!
Мистер Коллинз заталкивает в комнату мэра Леджера.
И вытягивается по струнке, завидев начальника.
— Новую постель получите завтра, — говорит мэр Прентисс, все еще глядя на меня. — И удобства тоже.
Мэр Леджер раскрывает рот, но заговорить получается не с первой попытки.
— Господин Президент…
— Завтра же начнете работать, — перебивает его Прентисс, бутто и не слыша.
— Работать?
— Ну да, все должны трудиться, Тодд, — говорит он. — Труд — это прямой путь к свободе. Я тоже буду работать… и мэр Леджер.
— Правда? — спрашивает тот.
— Но мы же в тюрьме, — говорю я.
Он снова улыбается — еще веселей, чем прежде. Интересно, какую гадость он задумал?
— Выспись хорошенько, — говорит мэр Прентисс, делая шаг к двери и глядя мне прямо в глаза. — Рано утром за тобой придет мой сын.
3
НОВАЯ ЖИЗНЬ
[Тодд]
Выясняется, что утром моим главным поводом для беспокойства становится вовсе не Дейви Прентисс. Я на него и не смотрю.
Это лошадь.
Жеребенок говорит она, переминаясь с ноги на ногу и глядя на меня блестящими безумными глазами — как бутто хочет хорошенько потоптать.
— Я ничего не смыслю в лошадях, — говорю я.
— Эта кобылка из моего личного стада, — говорит мэр Прентисс поверх Шума его собственного коня, Морпета. — Зовут ее Ангаррад, она очень славная и добрая лошадь.
Морпет смотрит на мою конягу, и в его Шуме читается только одно слово: сдавайся, сдавайся, сдавайся. От этого кобыла нервничает еще сильней. Ну и зверя мне дали, ничего не скажешь. Как ездить-то на эдаком клубке страхов?