— Я исключение. Насколько мне не изменяет память — единственное. Я была в бою на Тиофе. В компании с людьми и массудами. Кренский кивнул в подтверждение.
— Она говорит правду, Неван. Я видел ее досье. Ее там чуть не убили.
Мазвеки.
Неван заколебался, взгляд его прищурился. Он теперь оказался на совершенно незнакомой территории.
— Но вы ведь… вы оружие не держали?
— Нет. — При упоминании об оружии она даже не вздрогнула и очень горда была своей уравновешенностью. — Конечно же, нет. То есть, держать его я как раз бы и смогла, — добавила она неожиданно нахально, — только по природе своей не смогла бы им воспользоваться.
— Хорошо. — Неван почувствовал себя немного уверенней. По крайней мере, Вселенная пока что не перевернулась. — Значит, вы пережили настоящий бой?
— Именно так.
Он задумался.
— Но это ведь еще ничего не значит. Война — это не яд. При повторном с ней столкновении не срабатывает иммунитет.
— Я прекрасно знакома с психологическими категориями, полковник Страат?иен. Мне придется поддерживать себя в форме, чтобы получить то, что меня интересует. Я посвятила свою жизнь изучению того, как люди взаимодействуют с другими видами в военных условиях. Нисколько не отрицая опасностей, которым я подвергаю себя, будучи помещенной в такие условия, могу однозначно заявить: я подготовлена к подобной ситуации гораздо лучше, чем кто бы то ни было из моих соплеменников. Я в течение многих лет разрабатывала и усовершенствовала комплекс серьезных фармакологических и психологических мер для профилактики опасных воздействий.
— Но от боя нет профилактики, — заспорил Неван. — Если в вас стреляют, необходимо отстреливаться.
От возникшей от этих слов картинки ее немного затрясло. Она надеялась, что они не смогут правильно истолковать легкое поднятие перьев у нее на шее и на спине. Едва ли им это удастся. Ведь эти двое самцов перед ней — всего лишь человеческие солдаты, хотя и высокого ранга. Такие типы едва ли осведомлены в тонкостях мимики других видов.
— Что касается стрельбы, то в этом я полагаюсь на вас, полковник Страат?иен.
Неван невольно улыбнулся. Хотя ситуация для нет приятнее не стала, он вынужден был восхититься чужеземкой.
— В хватке вам не откажешь, это точно.
— «Хватка»… — Человеческий она знала превосходно, но разговорные выражения людей не подчинялись порой никаким правилам и были столь же беспорядочны и непредсказуемы, как и существа, которые выступали их носителями. Поэтому она замялась, прежде чем ответить. — Пожалуй, сообразуясь с вашим образом мыслей, вы правы. Может быть, вам интересно будет узнать, что коллеги считают, что я на грани иррациональности. Что до меня, то, поскольку это не является необходимым условием для моей работы, я, естественно, с ними не согласна.
Речь ее звучит подобно музыке, подумал Неван, хотя, бесспорно, эффект теряется, поскольку человеческий — не ее родной язык. Голос же поистине обольстительный. Он невольно убеждает.
Ему помогло, что у него не было выбора.
Заговорил он медленно, значительно.
— Если я соглашусь на это, то, когда мы будем на месте, вы будете делать все в точности, как я скажу. Мне насрать, сколько у вас дипломов, степеней и знаков научных отличий на вашей родине. Если я скажу прыгать — вы прыгаете. Если сказано молчать — молчите. Если скажу свернуться в клубок и спрятаться в шкаф — так и делаете. Моментально и без вопросов.
— Только летать не заставляйте, — сухо ответила вейс. — Как вам, должно быть, известно, эту способность мы утратили миллионы лет назад, хотя планировать на небольшое расстояние пока способны. Мы расплатились способностью летать за разум. Тем не менее, если вы прикажете мне лететь, я сделаю для этого все, что от меня зависит. Хочу вас, однако, предупредить, что спортом я никогда не увлекалась. — Хотя у вейсов не было всегда готового выплеснуться остроумия с’ванов или шумной веселости людей, само понятие чувства юмора было им отнюдь не чуждо. Просто их тонкая ирония и намеки обычно не находили у других видов отклика. Погрузившись в изучение Человечества, Лалелеланг поневоле вынуждена была исследовать чувство юмора у людей, и таким образом ей удалось видоизменить свое собственное настолько, чтобы быть понятой мужчинами, стоящими перед ней.
— Да, вы, несомненно, самый необыкновенный представитель своего вида, из тех кот мне доводилось встречать, — сказал ей Неван. По его позе и выражению лица она могла сказать, что он принял ее. Человеческая атрибутика в этой области была настолько откровенна и незамысловата, что даже подрастающий вейс спокойно мог бы научиться в ней разбираться.
— Я просто как следует подготовилась для выполнения своей работы, — объяснила она. — Я не могу рассчитывать на благожелательность, но обещаю, со своей стороны, что не буду сковывать свободы ваших движений и вмешиваться каким бы то ни было образом в ваши повседневные дела, в чем бы они ни заключались. Можете считать меня, если будет угодно, ходячим самописцем.
Он узнал за этим самоуничижением то, что за ним и на самом деле таилось: желание втереться к нему в доверие. Хотя разницы не было никакой.