— Значит, ваша подруга не выходила на связь со вчерашнего дня, после того, как отправилась в «Гремящий дом»? Что ж, я мало чем могу помочь. Разве только…
— Да ну, все уже в порядке! — Вы расплываетесь в стоваттной улыбке неземной ширины, сразу сделавшись похожей на тех расторможенных эльфов, что улыбаются с рекламных плакатов «Кока-Колы». («Гуру и философы отдыхают, — сказала однажды толстушка Кью. — Все, что нужно для перманентного блаженства, — это верная комбинация сахара, газированной воды, пищевого красителя, ортофосфорной кислоты, бензоата калия, кофеина, лимонной кислоты и натуральных вкусовых добавок». Вы ответили, что жаловаться грех: акции «Кока-Колы» за день поднялись на один и восемь пункта, а «Пепси-Колы» — на четверть пункта.
Вы ответили, что жаловаться грех: акции «Кока-Колы» за день поднялись на один и восемь пункта, а «Пепси-Колы» — на четверть пункта.)
— Что значит все в порядке?
Ядовитый прищур даймондовских глаз, боевая пружина его голоса — лишнее напоминание, что с этим человеком лучше не шутить. Но вы и не шутите.
— Значит, она дома. Да, Кью-Джо вернулась! Где бы она ни пропадала.
Даймонд смотрит скептически.
— Я ей только что звонила, — объясняете вы.
— И что же она сказала?
— Мы не говорили, номер был занят.
— Гвендолин, это еще не значит, что она дома. Может, в этот момент кто-то разговаривал с автоответчиком.
— Нет, я подождала две-три минуты, а потом позвонила еще раз. Тот же результат: занято. Она дома, можете не сомневаться. Вам, наверное, странно, но ее не было почти сутки, и я действительно стала опасаться, что случилась какая-то ужасная неприятность. Вы извините, пришлось вас втянуть… Главное, с Кью-Джо все в порядке.
15:10
Ларри Даймонд приехал на автобусе, и вы предлагаете подвезти его домой. Он проявил бережливость, вы — отвагу. Президент может гордиться. А что еще оставалось делать? Уехать и оставить его в кафе в обществе шелудивой официанточки? Они бы уже через пять минут трахались, как помойные коты! Это видно даже сквозь кофейный пар. А вам — в силу весьма туманных причин — такой вариант отнюдь не улыбается.
— Нет, я настаиваю, — говорите вы. — Мне практически по пути, вовсе не крюк.
— Угу, для бешеной собаки… — бормочет он, ибо все нормальные люди, включая даже столь малознакомых с местной географией типов, как таксисты Сиэтла (этот язык, на котором они говорят, — бенгальский, что ли?), прекрасно знают, что Баллард совсем в другой стороне.
В пути Даймонд ведет себя непривычно тихо, даже угрюмо. Возможно, его загипнотизировал монотонный серый дождь. А может, урчащий мотор «порше» напоминает ему об интересных нереализованных возможностях, оставшихся в кафе? Что ж, компенсировать потерю вы не собираетесь. А чтобы он не сомневался в правдивости сведений о Кью-Джо, вы предлагаете заехать на заправку перед мостом и вместе позвонить ей из телефонной будки.
— А что случилось с телефоном в машине?
— Не работает.
— Какой-то он помятый.
— Да уж. Это точно.
Как ему объяснить, что обезьяна вашего дружка использовала телефон в качестве гимнастического снаряда?
Вы позволяете Даймонду самому набрать номер — теснота телефонной будки вынуждает к опасной близости, — и он успокаивается, услышав короткие гудки. Вернувшись в машину, он включает свою обычную болтливость.
— Значит, вы приехали на выставку земноводных, чтобы найти Кью-Джо?
— Ну да. А зачем еще?
— Не знаю. Так, надеялся…
На что надеялся? Что вы искали с ним встречи? Что вы тоже на особом листке? Лучше в эту тему не углубляться.
— А вам не интересно, как я вас нашла?
— Меня в последнее время ничего не удивляет. Ну ладно, как вы меня нашли?
— Индеец подсказал.
— А, так вы познакомились с Ураганом?
— Ну, познакомились — это слишком сильно. Скажите, мистер Даймонд…
— Ларри.
— Хорошо, Ларри. Что, действительно так плохи дела, что приходится жить в подвале под боулингом?
Он снова царапает вас жутковатой улыбкой:
— Гвендолин, я там жил еще когда был брокером. С восемьдесят шестого года. — Ваше плохо скрываемое недоумение его явно веселит. — Вот ты, например, пошла работать на биржу из материальных соображений.
С восемьдесят шестого года. — Ваше плохо скрываемое недоумение его явно веселит. — Вот ты, например, пошла работать на биржу из материальных соображений. И это нормально. Биржа не хуже любого другого места подходит для погони за миражем финансового благополучия. Этот мираж здорово заворожил расу примитивных приматов, в которых наши земноводные предки, к сожалению, выродились. Но для меня деньги никогда не имели большого значения.
О боже, думаете вы. Не хватало еще, чтобы этот тип оказался более странной и хипповатой версией Белфорда Данна!
— Ну, из того, что я слышала, ты спалил свою карьеру и чуть было не спалил «дискотеку», где работал, — только потому, что гнался за большими деньгами.
Он хихикает — то ли как демон, то ли как маленький мальчик:
— Если бы я интересовался деньгами, то подался бы в инвестиционные банкиры. Да, я рисковал, когда занимался ценными бумагами. Играл на грани фола. Все так и есть. Для меня это действительно была игра. На протяжении нескольких лет я находил в ней драму и романтику, как в любой хорошей игре. А потом мне стало скучно. Я сделался слишком хорошим игроком. Сидя здесь, в Сиэтле, я легко крутил баскетбольные финты вокруг ведущих акул с Уолл-стрит: в этом, конечно, был определенный шарм и вызов, но постепенно мной завладела тоска. Ведь сколько бы ты ни зарабатывал, все равно в конце останешься с нулем. Понимаешь, о чем я? — Он вздыхает. — Боюсь, что нет.