— Подожди, Ларри! — Вы пытаетесь оттянуть развязку, хотя зажигалка нестерпимо жжет пальцы. — Сейчас тучи разошлись. Давай посмотрим на Сириус! Он где-то у меня за спиной, правильно?
— Нет, неправильно. В это время года Сириус заходит сразу после девяти вечера. Три…
— Но я видела его в пятницу! А было почти одиннадцать.
— Невозможно. Счет продолжается…
— Говорю же, видела своими глазами! Самая яркая звезда в небе. И Сириус-В тоже видела.
— Никакого Сириуса ты не видела. На этой широте, в апреле?… В зажигалке сейчас бензин кончится.
— Ну, что-то же я видела? На западе, очень яркая звезда…
— Может, это был «пелу толо». Кончай тянуть время!
— В смысле, звездолет Номмо? Ковчег? Звезда десятой луны? Ты серьезно? Нет, не может быть!
— Все может быть. Счет продолжается.
— Но, Ларри, — восклицаете вы с чувством, — что, если ты прав?! Что, если это пришельцы? Что, если они телепортировали лягушек с Земли или еще чего похуже?
Даймонд не слушает.
— Четыре…
22:10
Вы так потрясены и растерянны, что, выехав со стоянки при боулинге, по ошибке сворачиваете не в ту сторону и оказываетесь в тупике рядом с магазином листового железа. Вместо того чтобы развернуться, вы подъезжаете к бордюру, включаете нейтралку и какое-то время просто стоите.
То, что сейчас произошло… нет, невозможно поверить! Он наверное, применил африканский гипноз или какой-нибудь приемчик, вводящий в транс. Поджигая конверт, вы думали — если вообще способны были думать, — что действуете интуитивно. Однако скорее всего это была не интуиция, а что-то другое. Ведь женщина должна доверять своей интуиции, использовать ее себе на благо! Нет, это не интуиция, вы действовали как автомат. А Даймонд, бесспорно, обладает парапсихическими возможностями.
Вы поднимаете с соседнего сиденья конверт и разглядываете его, качая головой. Билеты до Тимбукту. В один конец. О боже! Из всех глупых поступков, которые вы когда-либо совершили, этот, пожалуй, самый глупый и самоубийственный.
Билеты до Тимбукту. В один конец. О боже! Из всех глупых поступков, которые вы когда-либо совершили, этот, пожалуй, самый глупый и самоубийственный.
Но странное дело: вы не особо печалитесь. Напротив, вот уже третий или четвертый раз за выходные вас охватывает необъяснимое дурашливое возбуждение. Раструб вашего горна завернулся назад, к загубнику, как змея, кусающая свой хвост. Конечно, это не что иное, как состояние легкого шока, однако ощущения безнадежности и необратимости не возникает. Может, вы еще не поняли, что случилось, еще не осознали последствий, но в коктейле эмоций, переполняющих сердце, помимо страха и сомнения, присутствует газированный компонент смутного восторга. Да-а-а, думаете вы. Ничего себе!
В груди шевелится узелок размером с бутон цветной капусты, который вы сначала принимаете за комок острой тревоги, а потом понимаете, что это сгусток концентрированной веселости. Внутри сидит и просится наружу большой смех — или по крайней мере скопление маленьких смешков. Учитывая обстоятельства, вы стесняетесь дать волю подавленному смеху — уж очень он похож на истерику.
В свете уличного фонаря вы снова разглядываете авиабилеты. И думаете: всего лишь одна из возможностей. Не больше. Пусть Даймонд поразил ваше воображение, пусть вы не в силах — признайтесь, Гвендолин! — противиться его сексуальности, пусть его болезнь вызывает острое сочувствие, все равно, если он хоть на минуту решил, что одержал верх, что вы согласитесь стать его наложницей в Тимбукту, то по осени, когда считают головастиков, его ожидают большие сюрпризы.
А если вы все же полетите в Тимбукту? Если натянете нос Познеру с его «дискотекой», и комиссией по ценным бумагам, и всей экономической ситуацией в целом — и сбежите на край света? Что будет тогда?
При этой мысли смех наконец вырывается на свободу. Приступ короткий, но очень громкий, а следом вызревает второй, и вы оглядываетесь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей на маленькой неказистой улочке, застроенной норвежскими коттеджами и мастерскими по обработке корабельной стали. В тот же миг смех стихает, ибо прямо через дорогу, рядом с типичной для «жвачного района» дощатой стеной, вы замечаете припаркованный «reo шторм» вашей подруги.
22:15
Вы бесшумно, как парализованный кузнечик, выбираетесь из «порше» и крадетесь к машине Кью-Джо. Там пусто. Никакого трупа на заднем сиденье, а в багажник тело не поместилось бы даже в расчлененном виде. Вы осматриваете улицу. Промышленные здания выглядят безжизненно, из шести коттеджей два погружены во мрак, а окна остальных мерцают холодной изморозью телевизоров. Пожалуй, можно подергать дверь.
Как и следовало ожидать, дверь не заперта: Кью-Джо отлично знает, что в наши дни в Сиэтле запереть машину — значит остаться с выбитыми стеклами. Волна затхлой табачной вони бьет по ноздрям. И только. Ни записки, ни клочка одежды. Переполненная корявыми окурками пепельница да смятая обертка от сандвича с фрикадельками — единственные признаки, что на машине ездит человек, а не робот. Может, Шерлок Холмс и отыскал бы какие-то улики, но ваш осмотр не приносит результата.