Вы настолько заинтригованы, что пропускаете скабрезное сравнение мимо ушей.
— Позвольте… э-э… задать вам вопрос, — говорите вы. — Строго между нами. Если в понедельник Познер меня уволит, если меня обвинят в мошенничестве и прочих грехах — что еще, кстати, не факт, — вы думаете, я смогу найти работу в другой фирме? Через какое-то время, разумеется. Достаточно короткое.
Даймонд заливается так, что официантка, наверное, принимает вас за внучку Дороти Паркер. В этот дождливый воскресный день вам удалось превратить кафе «Пони экспресс» в ярмарочный балаган.
— Да, наверное, — отвечает он. — Говорят, вы умеете продавать. Я знаю много мелких фирмочек, они возьмут любого, кто умеет продавать. Так что если хотите работать на лилипутов, они от вас не откажутся. Однако крупные ребята вряд ли заинтересуются, даже если у вас будет чистое досье. Вы просто не способны выжимать такие деньги.
— Ну почему же? Может, и способна.
— Сомневаюсь, Гвендолин. Сильно сомневаюсь. У вас есть энтузиазм, однако не хватает таланта. Если говорить откровенно, вы выбрали профессию, в которой при всем старании сможете достичь лишь маргинальных успехов.
Маргинальных?! Да как он смеет! От ярости вы даже забываете, что его надо опасаться.
— Почему? Потому что я совершила пару ошибок — между прочим, не таких грубых, как вы? Потому что я не мужчина? Потому что филиппинка? В этом все дело? У меня есть диплом, есть степень!.. Вообще откуда вам знать о моих способностях?
Чем больше вы говорите, тем писклявее звучит ваш голосок. Официантка смотрит уже совсем другими глазами. Как говорят спортивные комментаторы, удача переместилась на ее половину поля.
— Тише, тише. Успокойтесь. Подумаешь, большое дело! Если бы профессиональная непригодность считалась уголовным преступлением, половина населения этой страны кушала бы тюремную баланду, включая злую жабу, которая только что квакала из Овального кабинета. Я не утверждаю, что вы некомпетентны. Вы просто средненький брокер. Но зачем же унижать свою душу, зачем делать то, в чем вы никогда не достигнете высот? Заурядность — вот какой гадости надо бояться! Заурядность — это комок мокрой кошачьей шерсти на персидском ковре мироздания! — Даймонд жадно глотает содовую.
— Откуда я знаю, что вы не достигнете высот? Очень просто. Позавчера, после падения рынка, после окончания рабочего дня я наблюдал за брокерами в ресторане «Бык и медведь»: все как один тряслись, суетились, нервничали. И вы в том числе. Но если бы вы были настоящим игроком, то сидели бы не в баре, а у себя в офисе, спокойно прикидывая, что купить, просчитывая варианты сделок. Поверьте, все звезды брокерского бизнеса в тот вечер занимались именно этим.
— Я не могу ничего купить! — протестуете вы. — Даже по сниженным ценам. У меня нет ликвидных средств!
— Ну, компьютер-то у вас есть? Вовсе не обязательно хранить в матрасе пачки денег, если знаешь, как пользоваться компьютером. Вы и сейчас могли бы слегка погарцевать за клавиатурой и спасти свою задницу, независимо от того, сколько она напакостила. Но для этого надо знать, что делаешь.
Крайне интересно.
— А вы? Вы знаете, что делать? Он пожимает плечами:
— В свое время — да, знал бы.
— Почему же тогда вы… не спаслись от увольнения?
— Просто не хотел. Более того: не понимаю, зачем вы этого хотите? — Даймонд улыбается. — Особенно теперь, когда встретили меня и убедились, что во вселенной есть вещи, по сравнению с которыми рынок ценных бумаг выглядит как смесь групповухи и семейного пикника.
Вы не знаете, да и не хотите знать, что он имеет в виду. Надо попытаться надавить на жалость.
— Вам хорошо. Вы, наверное, из богатой семьи. А для меня самое главное — финансовая стабильность. Я знаю, что такое нищета.
— Благосостояние, которое впрямую зависит от рынка, от его взлетов и падений, — это вы называете стабильностью? И не пытайтесь давить на жалость. Я был аутичным ребенком. Моего нарциссизма с избытком хватит, чтобы обеспечить пожизненный иммунитет к рассказам о тяжелой судьбе. На тяжелую судьбу каждый может пожаловаться. Кроме тех, кто на особом листке.
Ну что ж, значит, вы его недооценили. Значит, он не просто чокнутый. И чтобы использовать его брокерские таланты, придется прибегнуть к более тонкой, более рискованной тактике. Извинившись, вы направляетесь к женскому туалету, сжимая в кулаке косметичку.
14:59
Вернувшись, вы обнаруживаете, что официантка мяукает и вьется вокруг Даймонда. Гормоны ее буквально распирают, даже глаза выкатились. Но это уже не важно. Один взгляд на вас — такую нарядную, оживленную, уверенную в себе, улыбающуюся (и неспроста, ибо получены добрые вести), — и стальные створки смыкаются, прищемив ее маленький голодный клитор.
— В следующий раз кушай спаржу, — советуете вы вполголоса, как женщина женщине, проходя мимо нее.
Даймонд одобряет перемену, это сразу заметно; однако, несмотря на красные габаритные огоньки похоти, неизменно горящие по краям его личности, он не опускается до ловкой юношеской лести или комплиментов латиноамериканского любовника. Он вообще не комментирует вашу внешность. Вместо этого он опять переводит фокус разговора на Кью-Джо: