Репортер (не важно какой): Каким же образом ваш наконечник «жует» раствор риса и бета-каротина?
Ямагучи: Как говорят у нас в Хьюстоне, «хрен его знает!».
Репортер: Вы хотите сказать, что не имеете ни малейшего понятия, как он работает?
Ямагучи: Почему, понятие имею. Я думаю, рефракция света в нефрите и горном хрустале позволяет жевать. Конечно, как говорят у нас в Хьюстоне, наконечник вставляют туда, куда солнце не заглядывает. Поэтому я говорю: не обычный свет, а поэтический. Энергия.
Вы никогда не видели, чтобы банда лихих репортеров так безнадежно и согласованно проглотила язык. Даже те из них, которые уверены, что раскрыли грандиознейшее надувательство, — даже они не способны найти в себе силы для вербальной атаки. Даймонд, с другой стороны, настолько очарован показательным выступлением доктора, что на время прекращает медленные, сводящие с ума поглаживания вашего лобка.
Репортер (собравшись с духом): Итак, доктор Ямагучи, вы заявляете, что введение раствора шелушенного риса через клизму с нефритовым наконечником способно разрушить опухоль? И победить рак?
Ямагучи: Что значит «победить»? Что значит «разрушить»? Западная медицина всегда ищет, что разрушить. У западного человека появляются вирусы — он хочет их убить. Появляется рак — он хочет застрелить его волшебной пулей. Не лечение, а перестрелка. Умри, рак! Бах, бах! (Направляет наконечник в зал, делает вид, что стреляет.) Мой метод — не война. Мой метод — мир. Подружиться с раком, приучить его к другой диете. Научить хорошим манерам. (Общий шум в зале.)
Репортер: Вчера вы огорчились, когда подумали, что наконечник украден. Есть ли у вас запасные наконечники? Или существует только один?
Ямагучи: За каждой звездой в небе есть другая звезда. Но от звезды до звезды далеко.
Репортер: Доктор, вы должны осознавать, некоторым из нас трудно принимать вас всерьез.
Ямагучи (пожимая плечами): Как говорится, яд оков каковья ест.
Тут ведущий из онкологического центра, уже не скрывая недоумения, встаети, размахивая руками, объявляет пресс-конференцию законченной.
— Леди и джентльмены, спасибо за внимание. Подробности вы сможете узнать завтра, после официальной презентации. В заключение разрешите напомнить, что общение Востока с Западом не всегда проходит легко. Тем не менее успехи доктора Ямагучи в борьбе с раком толстой кишки неоспоримы. Еще раз спасибо!
Ямагучи убирает наконечник в чемодан и направляется к выходу. Даймонд вдруг подается вперед и орет в телевизор:
— Эй, погоди! А рак прямой кишки твоя клизма лечит?
Бедняжка, думаете вы. Под самоуверенной маской хладнокровной находчивости скрывается отчаявшееся сердце. Можно представить, что он сейчас переживает!
Ямагучи (глядя в объектив): Мой метод также помогает при раке прямой кишки.
Он улыбается и машет рукой.
10:20
— Боже, Ларри! Как тебе удалось?!
— Как говорят в Хьюстоне, «хрен его знает!». Я попытался воспроизвести ритуал, который видел в Тимбукту. Иногда получается, чаще нет.
— Даже как-то страшно… Тебе самому не страшно?
— Ну, не страшнее того факта, что бозо знают о Сириусе-В. Люди боятся вещей, которые не сидят спокойно, не позируют для официального снимка реальности.
Иными словами, им много чего приходится бояться. Поэтому, наверное, люди не любят заглядывать слишком далеко — в любом направлении.
Кстати о сидении спокойно: Ураган так и не пошевелился. Выступление Ямагучи, вопли Даймонда, грязные ласки у него за спиной (кошмар какой!) — насколько можно судить, все осталось незамеченным. Вы щуритесь, чтобы получше разглядеть бесценную картину — пора уже смириться и завести контактные линзы! — но видите лишь мутный прямоугольник на вздрагивающей стене (боулинг наверху постепенно набирает обороты).
Уже у самой двери вы набираетесь смелости и, обернувшись к неподвижной фигуре, кричите:
— Сколько датчанин предлагает за картину?
А что тут такого? После того, как индеец стал свидетелем знойной сцены в туалете, вы можете рассчитывать на определенную откровенность.
Ураган не реагирует. Что ж, не первый раз вас так отбривают. Ваше дело — спросить, любопытство не порок.
Выйдя в коридор, вы слышите тусклый голос, свернутый, как кукурузная лепешка, прошедший сквозь века маисовой похлебки и пепла:
— Два миллиона и…
Др-др-др-др-др… Бабах!
О боже! Даже если не считать хвостика, отрезанного ударом боулинговой молнии, Ураган говорит об очень симпатичной цифре.
10:25
— Клизмы. — Даймонд словно разговаривает сам с собой. — Орошение. Тимбукту нуждается в ирригационной системе так же, как и я. Наконечник для клизмы, драгоценный маленький ирригатор. Прозрачный кончик вырезан из горного хрусталя, трубка выточена из зеленого нефрита… — Он передергивается. — Могу поспорить, он холодный, как ледышка. Эта китайская императрица, наверное, была истинным драконом: засовывать такую сосульку себе в задницу! Материал наконечника — либо нефрит, либо хрусталь, либо и то, и другое — взаимодействует на молекулярном уровне с особым раствором Ямагучи. Ты заметила, этот старый лис умолчал о парочке компонентов? В результате раствор становится электрохимически активным, работает на подклеточном уровне. Хм-м… Если рак имеет вирусную природу, то в этом есть какой-то смысл. Вирусы обожают жир и сахар. А такие вещи, как шелушенный рис и брокколи, даже немодифицированные, приводят их в ужас. Они скорее умрут, чем будут есть эту гадость. Да уж… Так и мы, люди! Вспомни об этом, Гвендолин, в следующий раз, когда будешь заказывать жареные лягушачьи лапки. Если в тебе сидит вирус, он будет подзуживать: «Давай, давай! Заказывай! Покорми меня жирком! И про десерт не забудь, возьми шоколадный мусс! Вот вкуснятина!» Хотя, знаешь, в таком красивом теле не может сидеть вирус. Красоты вирусы тоже боятся. — Он приглаживает жесткие длинные волосы и хихикает, как ведьмак. — Ну ладно, драгоценный маленький жабенок, хватит болтать. На чем мы остановились?