Но Келлхус не видел ничего из этого, во всяком случае — глазами…
Там слышались обещания того, что грядет, там обсуждалось будущее.
Там был мир, Эарва, порабощенный своей историей, традициями и животным голодом, мир, влекомый под молот того, что было прежде.
Там был Ахкеймион и все, о чем он говорил: Армагеддон, родословные королей и императоров, Дома и школы Великих фракций. И было колдовство, Гнозис, и перспективы почти безграничной власти.
Там была Эсменет, и стройные бедра, и острый, проницательный ум.
Там был Сарцелл и Консульт, и шаткое перемирие, порожденное загадкой.
Там был Саубон и мучительная борьба с жаждой власти.
Там был Найюр, и безумие, и военный гений, и возрастающая угроза того, что он поймет.
Там было Священное воинство, и вера, и стремление.
И там был отец.
«Что ты хочешь, чтобы я сделал?»
Вероятностные миры проносились сквозь него, обдавали его порывом ветра и разлетались подобно снопу искр…
Безымянный колдун, взбирающийся по крутому, каменистому морскому берегу. Пальцы, сжимающие сосок. Конвульсии оргазма. Отрубленная голова на фоне палящего солнца. Призраки, выходящие из утреннего тумана.
Мертвая жена. Келлхус глубоко выдохнул, а потом втянул в себя горьковато?сладкий запах кедра, земли и войны. Там было откровение.
ГЛАВА 10
НАГОРЬЕ АЦУШАН
«Любовь — это вожделение, создавшее смысл. Надежда — это потребность, создавшая человека».
Айенсис, «Третья аналитика рода человеческого»
«Как научить невинности? Как обучить неведению? Быть ими означает не знать их. И все же они — непоколебимая ось, вокруг которой вращается компас жизни, мера всякого преступления и сострадания, критерий всякой мудрости и глупости. Они — Абсолют».
Неизвестный автор, «Импровизация»
4111 год Бивня, конец лета, внутренние районы Гедеи
Мир настал.
Ахкеймион видел во сне войну куда чаще, чем кто бы то ни было, за исключением прочих адептов Завета. Он даже видел войну между народами — Три Моря ссорились так же охотно, как напивались. Но сам он никогда не имел отношения к войнам. Он никогда не шел вместе с армией, как сейчас, не потел под солнцем Гедеи, окруженный тысячами Людей Бивня в железных доспехах, мычанием тысяч волов и топотом тысяч ног. Война, в дыме, застящем горизонт, в пронзительном пении труб, в карнавалах лагерей, в темнеющих камнях и белеющих мертвецах. Война, в кошмарах о прошлом и дурных предчувствиях о будущем. Повсюду — война.
И вот непонятным образом настал мир.
Конечно же, это все Келлхус.
С тех пор как Ахкеймион решил не извещать Завет о его существовании, мучения пошли на убыль, а там и вовсе прекратились. Как так получилось, оставалось для колдуна загадкой. Опасность сохранялась. Келлхус, как Ахкеймион напоминал себе время от времени, был Предвестником. Вскоре солнце встанет за спиной Не?бога, и его чудовищная тень накроет Три Моря. Вскоре мир будет разрушен Вторым Армагеддоном. Но когда Ахкеймион думал об этом, вместо привычного ужаса его охватывал странный душевный подъем, похожий на возбуждение пьяного. Ахкеймион всегда с недоверием относился к историям о людях, которые в битве выскакивали из строя, чтобы кинуться на врага. Но теперь он понимал, что может стоять за такой безрассудной атакой. Когда впадаешь в неистовство, последствия уже неважны. А безрассудство, заглушившее страдания, превращается в наркотик.
Он был сейчас тем самым придурком, в одиночку кидающимся на копья многотысячного воинства. За Келлхуса.
Ахкеймион продолжал учить его во время дневных переходов, хотя теперь их сопровождали Эсменет и Серве; иногда женщины болтали друг с дружкой, но чаще просто слушали. Вокруг тысячами шли Люди Бивня, сгибаясь под тяжестью тюков и потея под жарким солнцем Гедеи. Невероятно, но Келлхус сумел вычерпать до конца все познания Ахкеймиона о Трех Морях, и поэтому теперь они говорили о Древнем Севере, о Сесватхе и его бронзовом веке, о шранках и нелюдях.
Иногда Ахкеймиону думалось, что вскоре ему уже нечего будет дать Келлхусу — кроме Гнозиса.
Которого он, конечно, дать не мог. Но Ахкеймион невольно размышлял: интересно, а что смог бы сделать с Гнозисом Келлхус? К счастью, Гнозис был тем языком, для которого у князя не было слов.
Дневной переход завершался незадолго до наступления сумерек — обычно это зависело от характера местности и, самое главное, от наличия воды. Гедея была засушливой страной, а Ацушанское нагорье — в особенности. Привычно и сноровисто разбив лагерь, они собирались у костра Ксинема, хотя нередко оказывалось так, что Ахкеймион ел в обществе Эсменет, Серве и рабов маршала. Ксинем, Найюр и Келлхус все чаще ужинали с Пройасом, который благодаря грубым урокам скюльвенда превратился в человека, одержимого стратегией. Но обычно они все часок?другой сидели у костра, прежде чем отправиться по палаткам.
И здесь, как и повсюду, Келлхус блистал.
Однажды ночью, вскоре после ухода Священного воинства из?под Хиннерета, они сидели и задумчиво ужинали рисом и ягнятиной, добытой предприимчивым Найюром. Эсменет сперва заметила, как это здорово, поесть горячего мяса, а потом поинтересовалась, где же их кормилец.
— У Пройаса, — сказал Ксинем, — обсуждает с ним войну. — И о чем можно говорить столько времени?