— Князь, — произнес он, отвесив поклон Келлхусу. Атьеаури резко повернулся.
— Что вы здесь делаете?
Шрайский рыцарь рассмеялся, глядя на графа своими большими глазами с неимоверно длинными ресницами.
— Полагаю, то же, что и вы. Я хотел посоветоваться с князем Келлхусом.
— Вы следили за нами! — возмутился Атьеаури.
— Вы следили за нами! — возмутился Атьеаури.
— Ну что вы… — отозвалась тварь, притворяясь оскорбленной. — Я знал, что найду его здесь, наслаждающегося щедростью Ведущего Битву.
Он скептически оглядел нетрезвую толпу. Атьеаури посмотрел на Келлхуса; в его взгляде, пульсе, даже в самом дыхании чувствовалось едва скрываемое отвращение.
Келлхус понял, что граф считает Сарцелла изнеженным и самовлюбленным типом, особенно отталкивающим представителем вида, который он давно научился презирать. Вполне возможно, что изначально Кутий Сарцелл был именно таким: самодовольным кастовым дворянином. Но Сарцелл — настоящий Сарцелл — мертв. А то, что стояло перед ними в его обличье, было чародейской тварью, невероятно хорошо обученным животным. Оно убило Сарцелла и присвоило все, чем он обладал. Оно украло у шрайского рыцаря даже смерть.
Невозможно представить себе более совершенного убийства.
— Тогда ладно, — сказал молодой граф, отводя взгляд. Кажется, он был немного сбит с толку.
— Позвольте мне перемолвиться парой слов с рыцарем?командором, — попросил Келлхус.
Атьеаури скривился, но все же дал согласие и сказал, что будет ждать его у шатра Саубона.
— Беги, маленький, — сказал Сарцелл, когда граф принялся прокладывать себе дорогу через толпу галдящих соотечественников.
Раздался пронзительный вопль. Келлхус увидел, что рослый гандоки споткнулся и упал под ударами нескольких галеотов, выскочивших из круга зрителей. Но кричал не он, а его противник. Келлхус успел заметить упавшего за частоколом темных ног: кожа, вспухшая волдырями от ожога, в правое плечо и руку врезались дымящиеся угли…
Другие ринулись на защиту гандоки… Сверкнул нож. На утоптанную землю плеснуло кровью.
Келлхус взглянул на Сарцелла; тот стоял не дыша, поглощенный зрелищем драки. Зрачки расширены. Дыхание прерывистое. Пульс учащенный…
«Ему свойственны непроизвольные реакции».
Келлхус заметил, что правая рука твари задержалась у паха, словно борясь с непреодолимым порывом немедленно заняться мастурбацией. Большой палец поглаживал указательный.
Еще один крик.
Тварь, называющая себя Сарцеллом, явственно дрожала от сдерживаемого пыла. И Келлхус понял, чего жаждут эти твари. Безумно жаждут.
Из всех примитивных животных влечений, вредно влияющих на интеллект, ничто не могло сравниться по силе с плотским вожделением. В какой?то мере оно питало почти каждую мысль, служило поводом почти каждого действия. Именно это и делало Серве такой бесценной. Любой мужчина у костра Ксинема — кроме скюльвенда, — сам того не осознавая, знал, что наилучший способ поухаживать за ней — угодить Келлхусу. И они ухаживали за девушкой, поскольку ничего не могли с собой поделать.
Но Сарцелл — теперь это было ясно — жаждал другой разновидности совокуплений. Той, что несет страдания. Шпионы?оборотни, как и шранки, постоянно мечтали отыметь кого?нибудь ножом. У них был один изготовитель, превративший этих продажных тварей в своих рабов и отточивший их, словно наконечник копья.
Консульт.
— Галеоты, — с грубой ухмылкой заметил Сарцелл, — вечно режут друг другу глотки и убивают слабейших в собственном стаде.
Драка вскоре была пресечена гневной тирадой графа Анфирига. Троих окровавленных людей поспешно унесли прочь от костра.
— «Они борются, — сказал Келлхус, цитируя Айнри Сейена, — сами не зная за что. Потому они кричат о злодействе и обвиняют других в том, что те стоят у них на пути…»
Консульт каким?то образом узнал, что он сыграл важную роль в разоблачении Скеаоса. Они не знали только, было ли его участие случайным. Если они заподозрили, что Келлхус способен видеть их шпионов, то вынуждены будут выбирать между нависшей угрозой разоблачения и необходимостью понять, что именно позволяет ему различать оборотней.
Если они заподозрили, что Келлхус способен видеть их шпионов, то вынуждены будут выбирать между нависшей угрозой разоблачения и необходимостью понять, что именно позволяет ему различать оборотней. «Я должен пройти по лезвию бритвы и превратить себя в загадку, которую им придется решать…»
Келлхус несколько мгновений смотрел на тварь в упор. Когда та сделала вид, что хмурится, он сказал:
— Извините, пожалуйста… С вами что?то странное… С вашим лицом.
— Вы именно поэтому так смотрели на меня в амфитеатре? На краткий миг Келлхус открылся легиону, стоящему перед ним. Ему нужна была информация. Ему необходимо было знать, а это означало, что следует показать свою слабость, уязвимость… «Этот Сарцелл — новый».
— Что, было настолько заметно? — спросил Келлхус. — Прошу прощения… Я размышлял о том, что вы сказали мне той ночью в горах Унарас, в разрушенном святилище… Вы произвели на меня сильное впечатление.
— И что же я сказал?
«Оно признается в своей неосведомленности, как это сделал бы любой человек, которому нечего скрывать… Эта тварь хорошо натаскана».