Как земля.
Саубон оглядел странный пятачок спокойствия, что окружал его сейчас. Отовсюду сквозь истоптанную траву на него смотрели глаза мертвецов. И он понял.
«Это проклятие».
Койяури развернулись и кинулись прочь, через ложбину, края которой уже осыпались. Но вместо радостных криков раздались вопли ужаса. Где?то вспыхнули огни, настолько яркие, что отбрасывали тени при полуденном солнце.
«Он никогда не испытывал ко мне ненависти…»
Да и как он мог? Куссалт был единственным, кто…
«Смешная шутка. Ха?ха, старый ты дурак…»
Кто?то стоял над ним и кричал.
Усталость. Случалось ли ему раньше так уставать?
— Кишаурим! — вопил этот кто?то. — Кишаурим! А, это те огни…
Сильный удар. Лопнувшие звенья оцарапали щеку. Куда подевался шлем?
— Саубон! Саубон! — кричал Инхейри Готиан. — Кишаурим!
Саубон провел рукой по щеке. Увидел кровь. Неблагодарная скотина. Гребаный чурка. «Позаботься, чтобы они были наказаны! Накажи их! Накажи!» Чурки гребаные.
— Атакуй их, — ровным тоном произнес галеотский принц.
Он сидел, прижимая к себе мертвого конюха.
— Ты должен атаковать кишаурим.
Они шли, стараясь не попадаться на глаза арбалетчикам, снабженным Слезами Бога, которых, как они знали, айнрити держат в задних рядах. Нельзя было рисковать ни одним из них, особенно теперь, когда Багряные Шпили подключились к войне. Они были кишаурим, Водоносами Индары, и их дыхание было драгоценнее дыхания тысяч. Они были оазисами среди людей.
Проводя ладонями над травами, над золотарником и белым ковылем, они шли к строю айнрити; их было четырнадцать. Ветер и восходящие потоки воздуха трепали желтые шелковые рясы; змеи — у каждого на горле их было пять — вытянулись, словно свечи на канделябре, и внимательно следили за всем, что происходит вокруг. Охваченные отчаянием айнрити раз за разом выпускали тучу стрел, но древки сгорали в магическом пламени. Кишаурим продолжали идти, обводя слепым взглядом выдавленных глаз ощетинившийся строй айнрити. Там, куда они поворачивались, вспыхивал слепящий голубой свет, от которого кожа покрывалась волдырями, железо прикипало к телу, а сердца обугливались…
Немало северян остались на местах, падая и прикрываясь щитами, как их учили. Но многие другие обратились в бегство — юсгальдеры и агмундрмены, гаэриши, нумайнериши и плайдольмены — глухие к крикам офицеров и лордов, пытавшихся навести порядок. Ряды айнрити смешались. Битва превратилась в бойню.
Посреди всего этого беспорядка принц Фанайял со своими койяури бежал прочь от ложбины, а шрайские рыцари гнались за ними сквозь тучи пыли и дыма — по крайней мере, так показалось бы тому, кто взглянул бы на это со стороны. Сперва фаним просто не верили своим глазам. Многие кричали, но не от страха или тревоги, а от изумления при виде свирепости этих чокнутых идолопоклонников. Когда же Фанайял свернул в сторону, Инхейри Готиан, а с ним около четырех тысяч шрайских рыцарей по?прежнему продолжили скакать вперед, с криками — с рыданиями — «Так хочет Бог!».
Они рассыпались по Равнине Битвы. Они неслись над травами, в страхе прижимаясь к гривам коней, и яростно кричали, бросая вызов врагу. Они атаковали четырнадцать кишаурим, погнав коней в тот адский свет, что исходил от лиц жрецов. И умерли, сгорели, словно мотыльки, полетевшие на угли в самой глубине камина.
Голубые нити раскалились добела; они ветвились, сверкали сверхъестественной красотой, сжигали руки и ноги в пепел, взрывали туловища, уничтожали людей прямо в седлах. Среди пронзительных воплей и воя, среди грохота копыт и громового клича «Так хочет Бог!» Готиан кубарем полетел с обугленных останков лошади. Сверху рухнул Биакси Сковлас — от его ноги осталась лишь обгорелая культя, — и его растоптали те, кто скакал следом. Рыцарь, мчавшийся прямо перед Кутием Сарцеллом, взорвался, и его нож со свистом вонзился Сарцеллу в горло. Первый рыцарь?командор ничком рухнул на землю. Вокруг бушевала смерть.
Мозги кипели в черепах. Лязгали зубы. Сотни погибли в первые тридцать секунд. Испепеляющий свет был повсюду, его лучи ветвились, словно трещины по стеклу. И все же шрайские рыцари продолжали гнать коней вперед, скача по тлеющим останкам своих братьев, мчась навстречу гибели — тысячами! — и крича во всю глотку. Кусты и трава вспыхивали. Жирный дым поднимался к небу, и ветер нес его в сторону кишаурим.
Затем одинокий всадник, молодой посвященный, налетел на одного из жрецов?колдунов и смахнул ему голову с плеч. Когда ближайший из кишаурим посмотрел на него пустыми глазницами, во вспышке пламени исчез лишь скакун юноши. Сам молодой рыцарь очутился на земле и с пронзительным воплем ринулся вперед. К его руке была привязана хора покойного отца.
Лишь теперь кишаурим осознали свою ошибку — высокомерие. Несколько кратких мгновений они колебались…
И тут из клубов дыма на них обрушилась волна опаленных, окровавленных рыцарей, среди которых был великий магистр Готиан, несущий белое полотнище с изображением золотого Бивня, священное знамя ордена.
Во время этого решающего рывка сгорели еще сотни рыцарей. Но некоторые уцелели, и кишаурим разверзли землю, в отчаянии пытаясь избавиться от владельцев хор. Но поздно — впавшие в безумие рыцари были уже рядом. Один из кишаурим попытался бежать, шагнув в небо, но его снял болтом арбалетчик со Слезой Бога. Прочих просто зарубили на месте.
Они были кишаурим, Водоносами Индары, и их смерть была драгоценнее смерти тысяч.