Скотт Бэккер. Воин кровавых времен

Но если он прав, этому вопросу суждено навсегда остаться без ответа.

Ведь если искреннее недоумение действительно условие условий, значит, спасутся лишь не ведающие ответа. Ему всегда казалось, что размышлять о собственном проклятии уже само по себе проклятие.

А поэтому Ахкеймион о нем и не думал.

Но теперь… Теперь появилась надежда на ответ. Каждый день он шел рядом с этой надеждой, говорил с ней…

Князь Анасуримбор Келлхус.

Нет, Ахкеймион не думал, что Келлхус может просто дать ему ответ, даже если колдун наберется мужества спросить. Равно как и не думал, что Келлхус каким?то образом воплощает или олицетворяет этот ответ. Нельзя умалять его роль. Он не был, говоря мистическим языком, живым знаком судьбы Друза Ахкеймиона. Нет. Ахкеймион знал, что его проклятость или величие зависит только от него. Он должен ответить на этот вопрос самостоятельно…

Своими поступками.

И хотя понимание этого устрашало Ахкеймиона, оно наполняло его неизменной и недоверчивой радостью. Порождаемый им страх был не нов: Ахкеймион боялся, что от его поступков будет зависеть судьба мира. Стоило ему задуматься о возможных последствиях, и Ахкеймион впадал в оцепенение. А вот радость была чем?то новым и неожиданным. Анасуримбор Келлхус превратил спасение в реальную возможность. Спасение.

Хоть ты теряешь душу, ты приобретешь весь мир — с этих слов начинается катехизис Завета.

Но это совершенно не обязательно! В конце концов Ахкеймион понял, насколько безутешной, насколько лишенной надежды была его прежняя жизнь. Эсменет научила его любить. А Келлхус, Анасуримбор Келлхус научил его надеяться.

И он ухватился за них, за любовь и надежду, и будет держаться изо всех сил.

Нужно лишь решить, что ему делать…

— Акка, — сказал Келлхус накануне ночью, — мне нужно кое о чем тебя спросить.

Они сидели у костра вдвоем и кипятили воду для чая.

— Конечно, Келлхус, — отозвался Ахкеймион. — Что тебя беспокоит?

— Меня беспокоит то, о чем я должен спросить… Никогда прежде Ахкеймион не видел на человеческом лице подобной муки — как будто ужас дошел до той точки, где он соприкасается с восторгом. Ахкеймион едва совладал с сильнейшим желанием прикрыть глаза рукой.

— О чем ты должен спросить?

— Каждый день, Акка, я умаляюсь.

Какие слова! От одного воспоминания у Ахкеймиона перехватило дыхание. Добравшись до солнечного островка, он остановился, прижав руки к груди. Стая птиц взмыла в небо. Их тени беззвучно пронеслись над ним. Ахкеймион, прищурившись, взглянул на солнце.

«Следует ли мне учить его Гнозису?»

У Ахкеймиона не хватало духу принять решение — при одной мысли о том, чтобы отдать Гнозис кому?то за пределами школы, он бледнел от ужаса. Он даже не был уверен, что сможет научить Келлхуса, если захочет. Ведь он делил знание Гнозиса с Сесватхой, чей оттиск лежал на всех движениях его оцепеневшей души.

«Позволишь ли ты мне сделать это? Видишь ли ты то же, что и я?»

Никогда — никогда! — за всю историю их школы не случалось, чтобы колдун высокого ранга предал Гнозис. Он один позволял Завету выжить. Он один давал им возможность вести войну Сесватхи. Стоит утратить его, и они превратятся в Малую школу. Ахкеймион знал, что его братья будут биться насмерть, чтобы предотвратить это. Они будут охотиться за ними обоими, не ведая пощады, и убьют их, если смогут найти. Они не станут прислушиваться ни к каким доводам… И само имя Друза Ахкеймиона будет звучать ругательством в темных залах Атьерса.

Но чем это отличается от жадности или ревности? Второй Армагеддон надвигается. Не пришла ли пора вооружить Три Моря? Разве Сесватха не велел делиться своим арсеналом, если надвинется тень?

Велел…

Не следует ли из этого, что Ахкеймион — самый верный из адептов Завета?

Он зашагал дальше.

В глубине души он знал, что Келлхус посланник богов. Опасность слишком велика, а обещание — слишком поразительно. Он наблюдал, как Келлхус усвоил за несколько месяцев знания целой жизни. Он слушал, затаив дыхание, как князь изрекает истины мысли, более тонкие, чем у Айенсиса, и истины страсти, более глубокие, чем у Сейена. Он сидел в пыли и глазел, разинув рот, как этот человек расширяет геометрию Муретета до немыслимых пределов, как он поправляет древнюю логику, а потом набрасывает основы новой логики — так ребенок мог бы нацарапать палочкой спирали.

Чем станет Гнозис для подобного человека? Игрушкой? Что он откроет? Какой силой овладеет?

Ахкеймиону представилось, как Келлхус шагает по полям сражений, словно бог, уничтожая полчища шранков, сшибая драконов с небес, шагает навстречу воскрешенному Не?богу, чудовищному Мог?Фарау…

«Он — наш спаситель! Я знаю!»

Но вдруг Эсменет права? Вдруг он, Ахкеймион, — всего лишь испытание? Как злой король Шиколь в «Трактате», предложивший Айнри Сейену свой скипетр из бедренной кости, армию, гарем — все, кроме короны, — лишь бы тот перестал проповедовать…

Ахкеймион резко остановился, но врезавшийся в него Рассвет вынудил хозяина сделать еще пару шагов. Колдун погладил мула по морде и улыбнулся печальной улыбкой человека, обремененного бесталанным животным. Ветерок погнал рябь по сверкающим на солнце водам Семписа, прошуршал в кронах деревьев. Ахкеймиона начала бить дрожь.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237