Сперва Эсменет почти поверила ему. А как еще можно объяснить его готовность рисковать их любовью?
Но потом поняла, что ей не дают покоя именно принципы, а не тупая женская неспособность разграничить надежду и благочестие. Разве она не отдала себя ему? Разве она не отказалась от своей жизни, от своего таланта?
Разве она не смягчилась, в конце концов?
И от чего она попросила его отказаться взамен? От человека, с которым он знаком всего несколько недель, — от чужака! Более того — от человека, которого, в соответствии с его же собственными принципами, он обязан был выдать. «Может, это у тебя женская душа?!» — хотелось крикнуть ей. Но она не могла. Если мужчины должны защищать женщин от окружающего мира, то женщины должны защищать мужчин от правды — словно каждый из них навсегда остается беззащитным ребенком.
Эсменет затаила дыхание, глядя, как Ахкеймион и Келлхус обмениваются неслышными, но явно смешными замечаниями.
Ахкеймион расхохотался. «Я должна ему объяснить. Я должна как?то ему это объяснить!»
Даже когда плывешь, приходится иметь дело с течением.
Всегда с чем?то борешься.
Серве шла рядом с ней и то и дело нервно посматривала в ее сторону. Эсменет помалкивала, хотя знала, что девочке хочется поговорить. Учитывая обстоятельства, она казалась достаточно безвредной. Она была из тех женщин, которых постоянно насилуют и постоянно грабят. Будь Серве ее товаркой?проституткой в Сумне, — Эсменет втайне презирала бы ее. Она бы терпеть не могла ее красоту, ее молодость, ее белокурые волосы и светлую кожу — но более всего она бы злилась на ее постоянную уязвимость.
— Акка… — выпалила девушка, потом покраснела и уставилась себе под ноги. — Ахкеймион учит Келлхуса поразительным — невиданным вещам!
И даже этот ее милый акцент. Негодование всегда было тайным напитком шлюх.
Глядя в сторону юга, Эсменет отозвалась:
— Что, в самом деле?
Возможно, именно в этом и крылась проблема. Ахкеймион предложил Келлхусу стать учеником до того, как узнал про шпионов?оборотней Консульта, то есть до того, как уверился в том, что этот человек — Предвестник. Если, конечно, он и вправду Предвестник. Возможно, тут были замешаны те самые маловразумительные принципы, о которых упоминал Ахкеймион, узы… Келлхус был его учеником, как Пройас или Инрау.
При этой мысли Эсменет захотелось сплюнуть.
Серве вдруг рванулась вперед, перепрыгивая через бугорки и продираясь сквозь спутанные травы.
— Цветы! — крикнула она. — Какие красивые! Эсменет присоединилась к Ахкеймиону и Келлхусу, которые стояли и наблюдали за девушкой. Серве опустилась на колени перед кустом, усыпанным необычными бирюзовыми цветами.
— А, — сказал Ахкеймион, приблизившись к ней, — пемембис… Ты никогда прежде их не видела?
— Никогда, — выдохнула Серве.
Эсменет почудился запах сирени.
— Никогда? — переспросил Ахкеймион, срывая цветок. Он обернулся, взглянул на Эсменет и подмигнул ей.
— Ты хочешь сказать, что никогда не слышала этой легенды? Эсменет стояла рядом с Келлхусом, а Ахкеймион тем временем рассказывал историю: что?то про императрицу и ее кровожадных любовников. Так прошло несколько неуютных мгновений. Князь Атритау был высок, даже для норсирайца, и отличался крепким телосложением, неизбежно вызвавшим бы грубые домыслы у ее старых друзей в Сумне. Глаза у него были ослепительно голубые, чистые и прозрачные; при взгляде на них вспоминались рассказы Ахкеймиона про древних северных королей.
А в его манере держаться, в его изяществе было что?то, казавшееся не вполне… не вполне земным.
— Так вы жили среди скюльвендов? — в конце концов произнесла Эсменет.
Келлхус рассеянно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Серве и Ахкеймиона.
— Да, некоторое время.
— Расскажите что?нибудь про них.
— Например?
Эсменет пожала плечами.
— Расскажите про их шрамы… Это такие награды?
Келлхус улыбнулся и покачал головой.
— Нет.
— А что тогда?
— На этот вопрос так просто не ответишь… Скюльвенды верят лишь в действие, хотя сами они никогда не сказали бы так. Для них реально только то, что они делают. Все остальное — дым. Они даже жизнь называют «сьюртпиюта», что означает — «движущийся дым». Для них человеческая жизнь — не есть что?то конкретное, что?то такое, чем можно владеть или что можно обменять, это скорее путь, направление действий. Путь одного человека может сплетаться с другими, например с путями соплеменников; его можно указывать, если имеешь дело с рабом, его можно прервать, убив человека. Поскольку последний вариант — это действие, прекращающее действия, скюльвенды считают его самым значительным и самым истинным изо всех действий. Краеугольным камнем чести.
Но шрамы, они же свазонды, не прославляют отнятие жизни, как, похоже, считают в Трех Морях. Они отмечают… ну, можно сказать, точку пересечения путей, точку, в которой одна жизнь уступила движущую силу другой. Например, тот факт, что Найюр носит столько шрамов, означает, что его ведет движущая сила многих. Его свазонды — нечто большее, чем награды, перечень его побед. Это — свидетельство его реальности. С точки зрения скюльвендов, он — камень, повлекший за собой лавину.
Эсменет в изумлении уставилась на Келлхуса.