— А теперь, — с насмешкой произнес он, — взвыл еще и какой?то давно скончавшийся кенейский архитектор.
У кого?то из его свиты вырвался неловкий смешок.
Охваченный животным ужасом, Ахкеймион забился в цепях, закашлялся, подавившись тряпкой, засунутой чуть ли не в горло. Резкий приступ — и он обмяк. Теперь он покачивался, описывая небольшие круги, и по телу его прокатывалась одна волна боли за другой.
«Эсми…»
— Тут все ясно, — произнес Элеазар, поднося к лицу платочек, — тебе не кажется, Ахкеймион? Ты знаешь, почему тебя схватили. И ты знаешь, каков неизбежный исход. Мы будем выпытывать у тебя Гнозис, а ты, закаленный годами обучения, будешь сводить на нет все наши усилия. Ты умрешь в мучениях, сохранив тайны в своем сердце, и нам останется очередной бесполезный труп. Именно так все и должно происходить, верно?
Ахкеймион только и мог, что смотреть на него в слепом ужасе, а маятник боли все качался и качался, вперед?назад, вперед?назад…
Элеазар сказал правду.
Предположительно, ему предстояло умереть за свое знание, за Гнозис.
«Думай, Ахкеймион, думай! О боже милостивый! Ты должен думать!»
Без наставлений нелюдской Квийи мистические школы Трех Морей никогда не узнали бы, как превзойти то, что они называли Аналогиями. Все их колдовство, каким бы мощным или искусным оно ни было, проистекало из силы тайных связей, из резонанса между словами и реальными событиями. Им нужны были окольные пути — драконы, молнии, солнца, — чтобы поджечь мир. Они не могли, в отличие от Ахкеймиона, заклясть суть этого явления, само Горение. Они ничего не знали об Абстракциях.
Они были поэтами, а он — философом. Рядом с его железом они были бронзой, и ему следовало продемонстрировать это.
Ахкеймион с силой выдохнул через нос. Он свирепо уставился на великого магистра, хотя у него все плыло перед глазами.
«Я увижу тебя горящим! Увижу!»
— Но в наши неспокойные времена, — тем временем говорил Элеазар, — нельзя допускать, чтобы прошлое стало нашим тираном. Тебя совершенно не обязательно мучить иубивать…
Элеазар вышел вперед — пять изящных, размеренных шагов, — и остановился рядом с Ахкеймионом.
— Чтобы доказать это тебе, я уберу кляп. На самом деле я позволю тебе говорить, вместо того чтобы поработать над тобой, как это прежде делали с твоими коллегами?адептами. Но я предупреждаю, Ахкеймион, — даже не пытайся напасть на нас. Бессмысленно.
Из?под манжета расшитого разнообразными символами рукава высунулась изящная рука и указала на мозаичный пол.
Ахкеймион увидел, что поверх стилизованных мозаичных животных нарисован большой красный круг: изображение змеи, покрытой пиктограммами, словно чешуей, и пожирающей собственный хвост.
— Как ты можешь видеть, — мягко произнес Элеазар, — ты висишь над Кругом Уробороса. Стоит тебе начать Напев, и ты обрушишь на себя нестерпимую боль. Можешь мне поверить. Я уже видел подобное.
Равно как и Ахкеймион. Похоже, Багряные Шпили владели многими могущественными приспособлениями.
Великий магистр отошел, и из полумрака выступил неуклюжий евнух. Пальцы у него были толстые, но гибкие; он проворно вынул кляп. Ахкеймион жадно втянул воздух ртом, ощущая зловоние, что исходило от его тела. Он наклонил голову и сплюнул.
— Итак? — поинтересовался Элеазар.
— Где мы? — прохрипел Ахкеймион.
Редкая седая козлиная бородка великого магистра дрогнула, он расплылся в улыбке.
— Конечно же, в Иотии.
Ахкеймион скривился и кивнул. Он взглянул вниз, на Круг Уробороса, увидел, как моча просачивается в щелочки между кусочками мозаики…
Это не было проявлением мужества — просто головокружительный миг разрыва связей, намеренное игнорирование последствий.
Он произнес два слова.
Мучительная боль.
Достаточная, чтобы пронзительно закричать и снова опорожнить кишечник.
Добела раскаленные нити обвили его и просочились сквозь кожу, как будто в жилах вместо крови тек солнечный свет.
Он кричал и кричал, пока не начало казаться, что глаза вот?вот лопнут, а зубы треснут и со стуком посыплются на мозаичный пол.
А потом вернулся куда более давний кошмар и куда более продолжительная мука.
Когда визг стих, Элеазар посмотрел на бесчувственное тело. Даже сейчас, скованный по рукам и ногам, нагой, со съежившимся фаллосом, торчащим из черных волос на лобке, этот человек казался… грозным.
— Упрямец, — произнес Ийок тоном, в котором недвусмысленно звучало: «А вы чего ожидали?»
— Действительно, — согласился Элеазар.
Он был зол. Проволочка за проволочкой. Конечно, было бы замечательно вырвать Гнозис у этого дрожащего пса, но дар оказался бы слишком уж нежданным.
Проволочка за проволочкой. Конечно, было бы замечательно вырвать Гнозис у этого дрожащего пса, но дар оказался бы слишком уж нежданным. А вот что ему действительно было очень нужно, так это узнать, что именно произошло в ту ночь в императорских катакомбах под Андиаминскими Высотами. Ему необходимо было узнать, что этому человеку известно о шпионах?оборотнях кишаурим.
Кишаурим!
Прямо или косвенно, но этот пес Завета уничтожил все преимущество, которое они приобрели после битвы при Менгедде. Сперва — убив двух колдунов высокого уровня в Сареотской библиотеке, и в их числе — Ютирамеса, давнего и могущественного союзника Элеазара. А затем — предоставив этому фанатику Пройасу рычаг для воздействия. Если бы не угрозы принца отомстить за своего «дорогого старого наставника», Элеазар никогда не позволил бы Багряным Шпилям поддержать Священное воинство в схватке на южном берегу. Шесть! Шесть опытных колдунов погибли в битве при Анвурате от стрел фанимских лучников. Укрумми, Каластенес, Наин.