Айнри Сейена…
Тогда откуда этот стыд? Боль? Откуда непрестанные, терзающие сердце сомнения?
Сомнение. В некотором смысле, это был единственный урок, который преподал ему Ахкеймион. Геометрия, логика, история, математика, использующая нильнамешские цифры, даже философия! — все это, как сказал бы Ахкеймион, тщета и суета сует перед лицом сомнения. Сомнение создало их, и сомнение же их уничтожит.
Сомнение, сказал бы он, сделало людей свободными… Сомнение, а не истина!
Вера — основание действий. Тот, кто верит, не сомневаясь, сказал бы Ахкеймион, действует, не думая. А тот, кто действует, не думая, порабощен.
Так всегда говорил Ахкеймион.
Однажды, наслушавшись рассказов обожаемого старшего брата, Тируммаса, о его душераздирающем путешествии в Святую землю, Пройас сказал Ахкеймиону, что хочет стать шрай?ским рыцарем.
— Почему? — воскликнул колдун.
Они гуляли по саду — Пройас и посейчас помнил, как перепрыгивал с одного опавшего листа на другой, просто ради того, чтобы послушать их шуршание. Они остановились рядом с огромным железным дубом в центре сада.
— Тогда я смогу убивать язычников на границе империи! Ахкеймион в смятении воздел руки к небу.
— Глупый мальчишка! Сколько на свете вероисповеданий? Сколько конкурирующих религий? И ты будешь убивать людей в слабой надежде, что твоя религия единственно правильная?
— Да! У меня есть вера!
— Вера, — повторил колдун, так, словно произнес имя заклятого врага. — Подумай?ка вот над чем, Пройас… Вдруг настоящий выбор — он не между чем?то определенным, между той верой и этой, а между верой и сомнением? Между тем, чтобы отказаться от тайны, и тем, чтобы принять ее?
— Но сомнения — это слабость! — крикнул Пройас. — А вера — это сила! Сила!
Никогда — Пройас был уверен, — он не чувствовал себя таким святым, как в тот момент. Ему казалось, что солнечный свет пронизывает его насквозь, омывает его сердце.
Ему казалось, что солнечный свет пронизывает его насквозь, омывает его сердце.
— В самом деле? А ты не пробовал смотреть но сторонам, Пройас? Попробуй быть повнимательнее, мальчик. Посмотри, а потом скажи мне, многие ли впадают в сомнения из слабости? Прислушайся к тем, кто тебя окружает, а потом скажи, что ты понял…
Пройас выполнил просьбу Ахкеймиона. На протяжении нескольких дней он наблюдал и слушал. Он видел множество колебаний, но он был не настолько глуп, чтобы спутать их с сомнениями. Он слышал, как пререкаются кастовые дворяне и как жалуются жрецы. Он подслушивал разговоры солдат и рыцарей. Он наблюдал, как посольство за посольством пререкается с его отцом, выдвигая одну цветистую претензию за другой. Он слушал, как рабы перешучиваются за стиркой белья или препираются за едой. И он крайне редко слышал среди всех этой бесчисленной похвальбы, заявлений и обвинений те слова, которые, благодаря Ахкеймиону, сделались для него такими знакомыми и обычными… Слова, которые самому Пройасу казались очень трудными! И даже при этом они по большей части принадлежали тем, кого Пройас считал мудрыми, справедливыми, сострадательными, и очень редко — тем, кого он считал глупым или злым.
«Я не знаю».
Что трудного в этих словах?
— Это все из?за того, что люди хотят убивать, — объяснил ему впоследствии Ахкеймион. — Из?за того, что люди хотят обладать золотом и славой. Из?за того, что они хотят веры, которая даст ответ на их страхи, их ненависть, их желания.
Пройас помнил изумление, от которого начинало колотиться сердце, возбуждение человека, сошедшего с пути…
— Акка! — Он глубоко вздохнул, набираясь храбрости. — Ты хочешь сказать, что Бивень лжет?
Взгляд, исполненный страха.
— Я не знаю…
Трудные слова. Настолько трудные, что, похоже, именно из?за них Ахкеймиона изгнали из Аокнисса, и наставником Пройаса сделался Чарамемас, прославленный шрайский ученый. А ведь Ахкеймион знал, что так оно и случится… Теперь Пройас это понимал.
Почему? Почему Ахкеймион, который и без того уже был проклят, пожертвовал столь многим ради этих нескольких слов?
«Он думал, что дает мне что?то… Что?то важное».
Друз Ахкеймион любил его. Более того — он любил его так сильно, что рискнул своим положением, репутацией — даже призванием, если Ксинем сказал правду. Ахкеймион отдал это все без малейшей надежды на вознаграждение.
«Он хотел, чтобы я был свободен».
А Пройас пожертвовал им, думая только о вознаграждении.
Эта мысль оказалась невыносимой.
«Я сделал это ради Священного воинства! Ради Шайме!» : И вот теперь письмо от Майтанета.
Пройас схватил пергамент и снова проглядел его, как будто письмо шрайи могло предложить ему иной ответ…
«Помоги Друзу Ахкеймиону…»
Что произошло? Багряные Шпили — это он понимал, но какая польза шрайе Тысячи Храмов от простого колдуна? Тем более — от адепта Завета…
Внезапно Пройаса пробрал озноб. Там, под черными стенами Момемна, Друз пытался объяснить, что Священная война — не то, чем она кажется… Уж не является ли это письмо подтверждением его слов?
Что?то напугало или, по меньшей мере, обеспокоило Майтанета. Но что?
Может, до него дошли слухи о князе Келлхусе? Пройас вот уже несколько недель собирался написать шрайе о князе Атри?тау, но никак не мог заставить себя взяться за пергамент и чернила. Что?то заставляло его ждать, но что это, надежда или страх, Пройас не понимал. Келлхус просто поразил его, как одна из тех тайн, в которые можно проникнуть лишь посредством терпения. Да и кроме того, что он мог сказать? Что Священная война за Последнего Пророка засвидетельствовала появление самого Последнего Пророка?