«Ложь! Снова ложь!»
Не обращая внимания на угрозы и ругательства, сопровождающие его продвижение, Найюр продолжал пробиваться вперед, проталкиваясь через зловонное море голов, локтей и плеч. Остановился он лишь тогда, когда увидел могучее дерево, которое люди называли Умиаки. Подобное огромному перевернутому корню, оно высилось на фоне ночного неба, черное, безлистное.
«Великие все еще прислушиваются к тебе…»
Найюр вглядывался изо всех сил, но никак не мог разглядеть Дунианина — равно как и Серве.
— Дышит ли он? — воскликнул Найюр. — Бьется ли еще его сердце?
Окружавшие его айнрити принялись поглядывать друг на друга в смущении и тревоге. Никто не ответил.
«Пьянчуги с собачьими глазами!»
Он принялся с отвращением пробиваться через толпу, расталкивая людей. В конце концов он добрался до оцепления шрайских рыцарей, один из которых уперся ладонью ему в грудь, желая остановить скюльвенда. Найюр хмуро смотрел на него, пока рыцарь не убрал руку, потом снова принялся вглядываться во тьму под кроной Умиаки.
Он ничего не мог разглядеть.
Некоторое время Найюр раздумывал: не прорубить ли себе дорогу? Затем с противоположной стороны Умиаки прошла процессия шрайских рыцарей с факелами, и на краткий миг Найюр заметил силуэт — ее или его?
Айнрити, стоящие в первых рядах, разразились криками, кто восторженными, кто издевательскими. Сквозь рев Найюр услыхал бархатный голос, какой могло слышать только его сердце.
«Это хорошо, что ты пришел… Это правильно».
Найюр в ужасе уставился на тело, распятое в кольце. Затем цепочка факелов удалилась, и землю под Умиаки вновь окутала тьма. Гвалт голосов пошел на убыль, распался на отдельные выкрики.
«Все люди, — сказал голос, — должны знать свою работу».
— Я пришел посмотреть, как ты страдаешь! — выкрикнул Найюр. — Я пришел посмотреть, как ты умираешь!
Краем глаза он заметил, как люди начали встревоженно на него оборачиваться.
«Но почему? Почему ты этого хочешь?»
— Потому что ты предал меня!
«Как? Как я тебя предал?»
— Тебе достаточно было говорить! Ты — Дунианин! «Ты слишком высоко меня ценишь… Даже выше, чем эти айнрити».
— Потому что я знаю! Я один знаю, что ты такое! Я один могу уничтожить тебя!
Найюр расхохотался, как способен хохотать лишь чистокровный вождь утемотов, потом махнул рукой, показывая на тьму за Умиаки.
— Свидетельствую…
«А мой отец? Охота не должна заканчиваться — ты это знаешь».
Найюр застыл, не дыша, не шевелясь, словно затаившийся в травах Степи камень.
— Я совершил сделку, — ровным тоном произнес он. — Я воздал тому, кого ненавижу больше.
«Так ли это?»
— Да! Да! Посмотри на нее! Посмотри на то, что ты сделал С ней!
«То, что я сделал, скюльвенд? Или то, что сделал ты?»
— Она мертва! Моя Серве! Моя Серве мертва! Моя добыча! «О да… О чем они будут шептаться, теперь, когда твое доказательство уже сыграло свою роль? Как они это оценят?»
— Ее убили из?за тебя!
Смех, звучный и искренний, словно у любимого дядюшки, когда он хлебнет хмельного.
«Слова, достойные истинного сына Степи!»
— Ты смеешься надо мной? Тяжелая рука легла на плечо Найюра.
— Хватит! — крикнул кто?то. — Кончай сходить с ума! Прекрати говорить на этом гнусном языке!
Одним движением Найюр перехватил чужую руку и вывернул ее, разрывая сухожилие и ломая кость. Потом он одним ударом отправил наглеца, посмевшего тронуть его, на землю.
«Смеяться? Кто посмеет смеяться над убийцей?»
— Ты! — закричал Найюр в сторону дерева.
Он протянул руки, с легкостью способные свернуть человеку шею.
— Ты убил ее!
«Нет, скюльвенд. Это сделал ты… Когда продал меня».
— Чтобы спасти моего сына!
И Найюр увидел ее, обмякшую, перепуганную, в руках Сарцелла — кровь текла по ее платью, глаза тонули во тьме… Во тьме! Сколько раз он видел, как она поглощает людские взоры?
Он услышал доносящееся из темноты хныканье младенца.
— Они должны были убить ту шлюху! — крикнул Найюр.
Теперь уже несколько айнрити кричало на него. Он почувствовал скользящий удар по щеке, заметил сверкание стали. Найюр схватил нападавшего за голову и надавил большими пальцами на глаза. Что?то острое вонзилось ему в бедро. Кулаки замолотили по его спине. Что?то — не то дубинка, не то эфес меча — врезалось ему в висок; Найюр отпустил нападавшего и резко развернулся. Он услышал, как в тени Умиаки Дунианин смеется — смеется, как надлежит смеяться только утемоту.
«Нытик!»
— Ты! — взревел Найюр, сшибая людей ударами своих каменных кулаков. — Ты!!!
Внезапно толпа разошлась в разные стороны, при виде человека, возникшего справа от него. Некоторые даже принялись громко извиняться. Найюр взглянул на этого человека — тот почти не уступал ему ростом, хоть и был поуже в плечах.
— Скюльвенд, ты что, рехнулся? Это же я! Я!
— Ты убил Серве.
Внезапно незнакомец превратился в Коифуса Саубона в потрепанном одеянии кающегося грешника. Это что еще за чертовщина?
— Найюр! — воскликнул галеотский принц. — С кем ты разговариваешь?
«Ты…» — хохотнула темнота.
— Скюльвенд?
Найюр стряхнул с себя крепкую руку Саубона.
— Это дурацкое бдение, — проскрежетал он.
Он сплюнул, потом развернулся и принялся прокладывать себе путь подальше от этой вони.
« Эсми…»