Пройдя несколько шагов, он, похоже, что-то припомнил.
— Ой, — сказал он, посмотрев на свою ногу.
Ринсвинд почти добрался до костра, когда их накрыла взрывная волна от последнего заклятия. Оно было направлено на башню в Аль Хали, которая находилась в двадцати милях от того места, где они разбили лагерь, поэтому докатившаяся до них волна уже потеряла свою силу. Пронесясь с легким всасывающим звуком над дюнами, волна практически ни на что не повлияла — лишь костер полыхнул ало-зеленым светом, одна из сандалий Найджела обернулась маленьким, но весьма сердитым барсуком, да из тюрбана серифа вылетел голубь.
Миновав пустыню, волна, клокоча, умчалась в море.
— Что это было? — поинтересовался Найджел, пиная барсука, который упорно обнюхивал его ногу.
— Гм-м? — отозвался Ринсвинд.
— Это!
— Ах это… — сообразил Ринсвинд. — Магическая отдача. Заклинание, наверное, все-таки попало в башню в Аль Хали. — Должно быть, оно было очень сильным, раз настигло нас здесь.
— Видимо.
— А ведь это был мой дворец… — слабо заявил Креозот.
— Видимо.
— А ведь это был мой дворец… — слабо заявил Креозот. — Конечно, я понимаю, один дворец — это уже много, но это все, что у меня было.
— Сочувствую.
— А в городе живут люди!
— С ними, возможно, все в порядке, — успокоил Ринсвинд.
— Прекрасно.
— Чем бы они ни стали.
— Что?!
Канина схватила серифа за руку и яростно прошипела:
— Не кричи на него. Он не в себе.
— А-а, — угрюмо фыркнул Креозот. — Перемена к лучшему.
— Послушай, это немного нечестно, — запротестовал Найджел. — Ну, он вытащил меня из змеиной ямы, и, в общем-то, он немало знает…
— Да, у волшебников здорово получается избавлять нас от неприятностей, в которые сами волшебники нас и втянули, — буркнул Креозот. — А потом они еще ждут благодарности.
— Лично я думаю…
— Вы мне рот не затыкайте, — перебил Креозот, раздраженно размахивая руками. На краткий миг его лицо озарил отблеск очередного заклинания, пролетающего по взбаламученному небу. — Вы только полюбуйтесь! — рявкнул он.
— О, он действительно желает нам добра. Они все желают добра. Наверное, считают, что под их властью Диск станет более приятным местом. Поверьте, нет ничего более ужасного, чем человек, который собирается оказать миру услугу. Волшебники! В конечном счете, какая от них польза? Вы можете назвать мне что-нибудь стоящее, что сделал бы волшебник?
— По-моему, ты чересчур жесток, — заметила Канина, но в голосе ее прозвучали резкие нотки, позволяющие предположить, что Креозот мог бы попробовать переубедить ее на этот счет.
— Лично меня от них тошнит, — пробормотал Креозот, который чувствовал себя неприятно трезвым и не испытывал от этого особого удовольствия.
— Думаю, все мы просто устали, и нам стоит немножко поспать, — дипломатично вмешался Найджел. — При дневном свете все кажется намного лучше. По крайней мере, почти все.
— И у меня такой ужасный вкус во рту… — пожаловался Креозот, полный решимости не расставаться с остатками своего гнева.
Канина повернулась обратно к костру и обнаружила, что в окружающем их пейзаже возник пробел. Этот пробел имел форму Ринсвинда.
— Он исчез!
По правде говоря, Ринсвинд к тому времени успел пролететь над темным морем добрых полмили. Он сидел на ковре, словно сердитый божок, и в его мозгу кипел бульон из ярости, унижения и бешенства, приправленных оскорбленными чувствами.
Он не просил от жизни многого. Он оставался верным волшебству, хотя был в этой области полным нулем; он всегда делал то, что в его силах, а теперь весь мир строил против него козни. Что ж, он им покажет. Что именно он собирался показать загадочным «им» — это детали.
Ринсвинд поднял руку и, чтобы подбодрить себя, коснулся шляпы, с которой как раз в этот момент встречный поток воздуха сорвал немногие оставшиеся блестки.
У Сундука были свои проблемы. Местность вокруг башни в Аль Хали, подвергаемая безжалостной магической бомбардировке, уже скрывалась за горизонтом реальности. Вскоре время, пространство и материя перестанут быть отдельными понятиями и обрядятся в одежды друг друга. То, что здесь творилось, описать было невозможно.
Вот на что это было похоже. Примерно. Местность выглядела так, как звучит пианино после того, как его уронили в колодец. На вкус она была желтой, а на ощупь — как громкий крик. От нее неприятно пахло полным затмением луны. А возле башни все становилось по-настоящему странным.
Без защиты в этом хаосе не выживал никто, надеяться на это было все равно что искать снег на солнце. К счастью, Сундук этого не знал и потому упорно пробирался сквозь водоворот сырой магии, которая благополучно кристаллизировалась на его крышке и петлях.
Он пребывал в отвратительном настроении, но в этом не было ничего необычного. Потрескивающая ярость, эффектно заземляющаяся и окружающая Сундук разноцветной короной, придавала ему вид примитивной и очень сердитой амфибии, выползающей из горящего болота.
В башне было жарко и душно. Внутренние перекрытия в ней отсутствовали, имелись лишь лестницы с переходами вдоль стен. Эти лестницы были усеяны волшебниками, а центр башни занимала колонна октаринового света. Волшебники подпитывали ее своей мощью, и она громко потрескивала. У основания колонны стоял Абрим. Октарины на его шляпе полыхали так ярко, что больше походили на дыры, прорезанные в соседнюю вселенную и выходящие внутрь солнца. Визирь стоял, вытянув вперед руки с расставленными пальцами, закрыв глаза и сжав губы в тонкую линию. Он сосредоточенно уравновешивал различные силы. Обычно волшебник может контролировать только ту силу, которая соответствует его физическим возможностям, но Абрим быстро учился.