Заклятия врезались друг в друга, превратились в зеленый огненный шар и взорвались, заполнив комнату мелкими желтыми кристаллами.
Волшебники обменялись долгими, медленными взглядами — такими взглядами можно спокойно жарить каштаны.
Откровенно говоря, Кардинг был удивлен.
Откровенно говоря, Кардинг был удивлен. Хотя ему не стоило удивляться. Волшебники восьмого уровня редко сталкиваются с необходимостью доказывать свое магическое искусство. Теоретически равным с ними могуществом обладают лишь семь других волшебников, а все волшебники низших уровней — они по определению, ну, как бы это сказать, ниже. Это делает волшебников восьмого уровня самодовольными. Лузган же был на пятом уровне.
Возможно, жизнь наверху трудна, и, вероятно, в самом низу она еще труднее, но на полдороги к вершине она настолько тяжела, что ее можно использовать в качестве балласта. К этому времени все безнадежные лентяи, глупцы и откровенные неудачники отсеиваются, простор для деятельности открыт, и каждый волшебник оказывается в одиночестве, окруженный со всех сторон смертельными врагами. Снизу поджимает четвертый уровень, только и ожидающий случая подставить ножку. Сверху давит заносчивый шестой, стремящийся растоптать все честолюбивые стремления. А с боков теснят собратья по пятому уровню, всегда готовые использовать любую возможность, чтобы немного уменьшить число соперников. На месте тут не постоишь. Волшебники пятого уровня злобны и упорны, у них стальные рефлексы, а их глаза превратились в узкие щелки от того, что они постоянно вглядываются в метафорическую финишную прямую, в конце которой ждет приз всех призов — шляпа аркканцлера.
Кардинг почувствовал, что сотрудничество привлекает его своей новизной. Оно обладало заслуживающей внимания силой, которую при помощи взяток можно было обратить себе на пользу. Разумеется, впоследствии ей, возможно, придется… подрезать крылышки…
«Покровительство», — думал Лузган. Он слышал, как люди вне Университета используют этот термин, и знал, что он означает: добиться от тех, кто стоит выше тебя, чтобы они оказали тебе поддержку. Естественно, в обычных условиях ни один волшебник и не подумает оказывать поддержку коллеге, если только не надеется застать его этим врасплох. Одна мысль о том, чтобы самым натуральным образом поощрять соперника… Но, с другой стороны, этот старый болван может оказаться полезным, а впоследствии, ну что ж…
Они разглядывали друг друга с взаимным сдержанным восхищением и бесконечным недоверием, но, по крайней мере, это было недоверие, на которое можно положиться. Пока не наступит это самое «впоследствии».
— Его зовут Койн, — сообщил Лузган. — Он утверждает, что его отца зовут Ипслор.
— Интересно, сколько у него братьев? — проговорил Кардинг.
— Что-что?
— Подобной магии не появлялось в Университете уже много веков, — пояснил Кардинг. — А может, и тысячелетий. Я только читал о ней.
— Тридцать лет назад мы изгнали отсюда одного Ипслора, — сказал Лузган.
— Согласно нашим сведениям, он женился. Я отдаю себе отчет в том, что если у него и были сыновья, то они стали волшебниками, но не понимаю, как…
— Это было не волшебство. Это было чудовство, — откидываясь в кресле, возразил Кардинг. Лузган уставился на него через покрытую пузырями лакированную крышку стола.
— Чудовство?
— Восьмой сын волшебника становится чудесником.
— Я этого не знал!
— Об этом не извещают широкую публику.
— Да, но… Чудесники жили давным-давно, магия была тогда гораздо сильнее, гм, люди были другими… Это не имело отношения к, гм, размножению.
«Восемь сыновей… — думал Лузган. — Значит, он занимался этим восемь раз. По меньшей мере. О боги».
— Чудесники могли все, — продолжал он. — Они были почти такими же могущественными, как боги. Гм. Это приводило к бесконечным неприятностям. Боги просто не могли позволить, чтобы это продолжалось.
— Ну да, когда чудесники сражаются друг с другом, могут возникнуть проблемы, — согласился Кардинг.
— Но один чудесник не доставит нам неприятностей. То есть один чудесник, следующий верным советам. Которые он получает от более зрелых и мудрых людей.
— Но он настаивает на шляпе аркканцлера!
— А почему бы ему ее не получить?
У Лузгана отвалилась челюсть. Это уж слишком — даже для него. Кардинг одарил казначея любезной улыбкой.
— Но шляпа…
— Просто символ, — перебил Кардинг. — В ней нет ничего особенного. Если он ее хочет, он ее получит. Это мелочь. Просто символ, не более. Номинальная шляпа.
— Номинальная?
— Которую носит номинальное лицо.
— Но аркканцлера выбирают боги!
Кардинг приподнял бровь.
— Неужели? — кашлянул он.
— Ну да, наверное, выбирают. Если можно так выразиться.
— Если можно так выразиться? — Кардинг поднялся и подобрал подол мантии. — Думаю, тебе придется многому научиться. Кстати, где эта шляпа?
— Не знаю, — ответил Лузган, который еще не совсем пришел в себя. — Видимо, где-нибудь, гм, в покоях Виррида.
— Лучше сходить за ней, — заметил Кардинг. Он остановился в дверях и задумчиво погладил бороду. — Я помню Ипслора. Мы вместе учились. С ним никто не мог сладить. Странные привычки. Прекрасный волшебник… пока не пошел по кривой дорожке. Помню, у него была манера дергать бровью, когда он перевозбуждался.