— Э-э, не сейчас, — принялся отнекиваться Ринсвинд, но девушка просто подала ему блюдо с какими-то золотисто-коричневыми палочками.
Он взял одну и попробовал. Пирожное было восхитительным — сладким и хрустящим, с привкусом меда. Ринсвинд взял еще две палочки.
— Я, конечно, прошу прощения, — сказала Канина, — но кто ты такой? И что это за место?
— Меня зовут Креозот, сериф Аль Хали, — ответил толстяк. — А это моя Глушь. Старался, как мог.
Ринсвинд подавился медовой палочкой.
— Уж не тот ли Креозот, который «богат, как Креозот»? — осведомился он.
— То был мой дорогой отец. Я, по правде говоря, несколько богаче. Когда у человека полным-полно денег, ему трудновато достичь простоты. Стараешься изо всех сил… — вздохнул он.
— Ты мог бы попробовать раздать свои богатства, — предложила Канина.
Сериф снова вздохнул.
— Это, знаешь ли, не так легко. Нет, приходится добиваться малого большими средствами.
— Слушай, — выпалил Ринсвинд, рассыпая изо рта крошки пирожного, — говорят, ну, ходят слухи, что все, к чему ты прикасаешься, превращается в золото.
— Это может слегка затруднить посещение туалета, — жизнерадостно заявила Канина. — Я, конечно, прошу прощения.
— Ходят такие россказни, — подтвердил Креозот, делая вид, что ничего не слышал. — Это так утомительно. Как будто богатство что-то значит. Подлинные сокровища таятся в сокровищницах литературы.
— Тот Креозот, о котором мне рассказывали, — медленно проговорила Канина, — был главой банды, ну, в общем, безумных убийц. Самых первых ассассинов, внушающих ужас всему пупземельному Клатчу. Не сочти за оскорбление.
— Ну да, мой дражайший папочка, — откликнулся Креозот-младший. — Это были гашишимы. Свеженькая мысль ему пришла[9]. Но на самом деле от них было мало толка. Так что мы наняли вместо них Душегубов.
— Ага. Названных так в честь какой-то религиозной секты, — со знающим видом кивнула Канина.
Креозот посмотрел на нее долгим взглядом и медленно произнес:
— Нет. Вряд ли. Мне кажется, мы назвали их так потому, что они с одного удара проламывают людям головы. На самом деле, ужасно. — Он взял в руки пергамент, на котором писал до их прихода, и продолжил: — Я скорее стремлюсь жить жизнью разума и именно поэтому превратил центр города в Глушь. Помогает потоку мысли. Человек делает то, что в его силах. Прочитать вам мое последнее творение?
— Варенье? — переспросил Ринсвинд, который не уследил за ходом его мысли. Креозот выставил вперед пухлую ладонь и продекламировал:
— Летний дворец под ветвями,
Бутылка вина, буханка хлеба, кускус из барашка, жареные языки павлина, кебаб, шербет со льдом, разнообразие сластей на подносе и возможность выбора Ее,
Поющей рядом со мною в Глуши,
А Глушь — это…
Он остановился и задумчиво взял в руку перо.
— Все-таки белье сюда не подходит, — сообщил он. — Взглянув со стороны, я понял…
Ринсвинд оглядел подрезанную чуть ли не маникюрными ножницами зелень, аккуратно расставленные камни и окружающее все это высокие стены. Одна из «Ее» подмигнула ему.
Одна из «Ее» подмигнула ему.
— И это Глушь? — уточнил он.
— Мои специалисты по пейзажу воссоздали здесь все основные особенности. Целая вечность ушла на то, чтобы сделать ручейки достаточно извилистыми. Из надежного источника мне стало известно, что в них теперь кроются задатки грубого величия и удивительная природная красота.
— А еще здесь повсюду бродят скорпионы, — вставил Ринсвинд, угощаясь еще одной медовой палочкой.
— Насчет этого не знаю, — возразил поэт. — Не считаю скорпионов поэтичными. Согласно стандартным поэтическим инструкциям дикий мед и саранча более уместны, хотя я так и не привык питаться насекомыми.
— Мне всегда казалось, что саранча, которую едят в глухих местах, это плод какого-то дерева, — удивилась Канина. — Отец всегда говорил, что саранча очень вкусная.
— Значит, это все-таки не насекомые? — переспросил Креозот.
— Да нет вроде.
Сериф кивнул Ринсвинду.
— Тогда ты можешь спокойно их доесть, — разрешил он. — Мерзкие хрустящие твари, никогда не понимал, что в них хорошего.
— Мне не хотелось бы показаться неблагодарной, — сказала Канина, перекрывая лихорадочный кашель Ринсвинда, — но зачем ты приказал доставить нас сюда?
— Хороший вопрос.
Креозот несколько секунд смотрел на нее бессмысленным взглядом, словно пытаясь припомнить, зачем они здесь.
— Ты и в самом деле весьма привлекательная девушка, — отметил он. — Ты, случайно, на цимбалах не играешь?
— А сколько у них лезвий? — спросила Канина.
— Жаль, — нахмурился сериф, — по моему заказу их привезли аж из-за границы.
— Мой отец научил меня играть на губной гармошке, — сообщила она.
Креозот беззвучно пошевелил губами, обдумывая это предложение.
— Не годится, — наконец решил он. — Плохо ложится на ритм. Но все равно спасибо. — Он окинул ее еще одним задумчивым взглядом. — Знаешь, ты действительно крайне привлекательна. Тебе когда-нибудь говорили, что твоя шея похожа на башню из слоновой кости?
— Никогда.
— Жаль, — повторил Креозот.
Он порылся среди подушек и, вытащив маленький колокольчик, громко позвонил.
Через некоторое время из-за павильона вынырнула высокая, угрюмая фигура. Этот человек выглядел так, будто являлся прямым потомком штопора, а в его глазах присутствовало нечто, от чего взбесившийся грызун обескураженно повернулся бы и на цыпочках удалился.