Но Ринсвинд не мог объяснить это своим спутникам. Они, похоже, так и не уловили суть дела. Если говорить более конкретно, они так и не осознали, что такое погибель. Они страдали от ужасного заблуждения, что что-то еще можно сделать. И были готовы изменить мир так, как им того хочется, — или умереть в процессе. А вся беда умирания в процессе состоит в том, что в процессе вы умираете.
Смысл былой организации Университета заключался в том, что она поддерживала нечто вроде мира между волшебниками, которые обычно сходятся друг с другом без особых проблем — примерно как коты в мешке. И теперь, когда они вступили в бой без перчаток, каждый, кто попытается встать между ними, окажется сильно поцарапанным. Это вам не та старая, спокойная, немного глуповатая магия, к которой привык Диск. Это магическая война, пронизывающая и раскаленная добела.
Ринсвинд никогда не мог похвастаться способностями к предвидению будущего. По правде говоря, он и настоящего толком не видел. Но он с унылой уверенностью предчувствовал, что в самом ближайшем будущем, секунд этак через тридцать, кто-нибудь непременно скажет:
— Надо же что-то предпринять!
Внизу, под ними, проплывала пустыня, освещенная косыми лучами заходящего солнца.
Но он с унылой уверенностью предчувствовал, что в самом ближайшем будущем, секунд этак через тридцать, кто-нибудь непременно скажет:
— Надо же что-то предпринять!
Внизу, под ними, проплывала пустыня, освещенная косыми лучами заходящего солнца.
— Что-то звезд маловато, — заметил Найджел. — Может, они боятся выходить на небо?
Ринсвинд поднял голову. В воздухе висела серебристая дымка.
— Это сырая магия оседает из атмосферы, — пояснил он. — Атмосфера ею перенасыщена.
Двадцать семь, двадцать восемь, два…
— Надо же что-то… — начала Канина.
— Не надо, — оборвал ее Ринсвинд и ощутил едва уловимое удовлетворение.
— Волшебники будут сражаться друг с другом до тех пор, пока не останется кто-нибудь один. Их так просто не разнять.
— Мне не помешало бы немного выпить, — заявил Креозот. — Не могли бы мы остановиться где-нибудь, где я мог бы купить трактир?
— На какие шиши? — поинтересовался Найджел. — Ты ж теперь бедный, забыл?
— Бедность меня не волнует, — ответил сериф. — Труднее всего примириться с трезвостью.
Канина легонько ткнула Ринсвинда в ребра и поинтересовалась:
— Это ты ведешь эту штуковину?
— Нет.
— Тогда куда она летит?
Найджел посмотрел вниз.
— Судя по всему, она летит в сторону Пупа. К Круглому морю.
— Но кто-то ведь должен ею управлять.
«Привет», — раздался в голове Ринсвинда дружеский голос.
«Это, случаем, не моя совесть опять объявилась?» — подумал Ринсвинд.
«Я чувствую себя просто ужасно».
«Что ж, очень жаль, — пожал плечами Ринсвинд, — но я здесь ни при чем. Я всего лишь жертва обстоятельств. Не понимаю, почему я всегда должен брать на себя всю ответственность?»
«Да, но ты мог бы хоть что-нибудь предпринять».
«Что, например?»
«Ты мог бы уничтожить чудесника. Тогда мир будет спасен».
«У меня нет на это никаких шансов».
«Тогда, по крайней мере, ты мог бы умереть в процессе. Это предпочтительнее, чем позволить разгореться магической войне».
— Слушай, заткнись, пожалуйста, — вслух попросил Ринсвинд.
— Что? — переспросила Канина.
— А? — рассеянно отозвался Ринсвинд. Посмотрев ничего не выражающим взглядом на голубой с золотом узор под собой, он вдруг добавил: — Это ты управляешь им, да? Через меня? Это подло!
— О чем ты говоришь?
— О-о. Прости. Я разговариваю сам с собой.
— Думаю, нам лучше приземлиться, — предложила Канина.
Они плавно спустились к полукруглому пляжу, расположенному в том месте, где пустыня соприкасалась с морем. При нормальном освещении этот пляж с его песком, образованным миллиардами крошечных осколков ракушек, был бы ослепительно белым, но в это время дня он казался красным, как кровь, и первобытным. Кучи плавника, изрезанного волнами и выбеленного солнцем, громоздились вдоль линии прибоя, словно кости древних рыб или самый большой во Вселенной прилавок с приспособлениями для аранжировки цветов. Ничто не шевелилось, за исключением волн. Поблизости высилось несколько валунов, раскаленных, словно огнеупорный кирпич, поэтому моллюски и водоросли предпочитали не приближаться к ним.
Даже море казалось высохшим. Если бы какая-нибудь протоамфибия вылезла на подобный берег, она бы тут же отказалась от своего намерения, вернулась в воду и посоветовала всем своим родственникам забыть о ногах — они того не стоят. Воздух был таким, словно его долго кипятили в чьем-то носке.
Но Найджел все равно настоял, чтобы они развели огонь.
— Так атмосфера будет более дружеской, — заявил он.
— Кроме того, там могут водиться чудовища.
Канина посмотрела на мелкие маслянистые волны, которые наползали на берег, словно пытаясь — без особого энтузиазма — выбраться из моря.
— В этом? — переспросила она.
— Лучше проявить предусмотрительность. Ринсвинд слонялся возле берега, рассеянно подбирая камни и бросая их в море. Один или два полетели в него обратно.
Через какое-то время Канина разожгла костер, и высохшая, как кость, пропитанная солью древесина запылала сине-зеленым пламенем, которое с ревом взлетало вверх и рассыпало фонтаны искр. Волшебник подошел поближе и уселся среди пляшущих теней, прислонившись спиной к куче выбеленных солнцем кусков дерева. Его окутывало облако такого непроницаемого уныния, что даже Креозот прекратил жаловаться на жажду и заткнулся.