Мне потребовалось полчаса, чтобы добраться до озера, и здесь меня ждало некоторое разочарование. Пока я прокладывал дорогу через заросли, я представлял себе прохладный водоем, в котором смогу искупаться и понаблюдать за скачущими по деревьям обезьянами. Вместо этого я обнаружил грязную лужу и тучи мух. Мухи кусались, должен я добавить. Я задержался возле озера меньше чем на минуту, хлопая себя руками и ругаясь. Затем я начал пробираться дальше в джунгли под звуки звеневшего в ушах обезьяньего смеха.
За исключением ключей травы, изредка царапавшей ноги, мне не попадалось никаких препятствий. Благодаря неделям ходьбы без обуви мои пятки затвердели и сделались практически нечувствительными. Несколько дней назад я выдернул из пятки колючку в полсантиметра длиной. Место, где она вонзилась в пятку, было покрыто коркой грязи, и я понял, что некоторое время разгуливал с занозой, совершенно не ощущая ее.
Самым трудным в этой прогулке было то, что я очень медленно продвигался вперед, вынужденный постоянно огибать чащобы и бамбуковые заросли; кроме того, я плохо представлял, в каком направлении продвигаюсь. Последнее меня не особенно беспокоило, поскольку я был уверен, что рано или поздно доберусь до пляжа или до стены скал. К несчастью, моя уверенность также означала, что я не старался запомнить дорогу, поэтому, наткнувшись час спустя на папайевый садик, я совершенно не имел понятия, как смогу найти его вновь.
Я сказал «садик» ввиду отсутствия более подходящего слова. Папайи росли вразброс и разнились по высоте, поэтому напрашивался вывод, что деревья здесь не сажали. Наверное, почва в этом месте оказалась для них особенно подходящей, или они скучились на такой небольшой площади из?за недостатка места в лесу. Как бы там ни было, они представляли собой красивое зрелище. Большинство плодов ярко?оранжевого цвета, размером с кабачок уже созрели, и воздух наполнял сладкий аромат. Слегка повернув черенок, я сорвал один из плодов и размозжил его о ствол дерева. Прозрачная мякоть по вкусу напоминала пропитанную духами дыню — может быть, звучит и приятнее, чем на деле, но все равно было очень вкусно. Потом я вытащил косяк, скрученный еще перед уходом из лагеря, нашел полянку и расположился, чтобы понаблюдать за собиравшимся под листвой папай дымком.
Спустя некоторое время появились обезьяны. Я не мог определить, какого они вида, но они были маленькие, коричневые, с длинными хвостами и необычными, похожими на кошачьи, мордочками. Сначала обезьяны предпочитали держаться на расстоянии. Они не изучали меня и никак не реагировали на мое присутствие, разве что избегали приближаться ко мне. Вскоре, однако, ко мне неторопливо подошла самка с цеплявшимся за ее живот детенышем и вырвала у меня из руки кусок папайи. Я вовсе не протягивал ей его — я берег папайю до того момента, как докурю косяк, но обезьяна, очевидно, была иного мнения. Она беззаботно поедала папайю, а я от удивления только таращился на нее.
Прошло немного времени, и примеру первой самки последовала еще одна обезьяна. А затем еще одна и другая. За каких?нибудь две минуты они отняли у меня всю мякоть, которую я извлекал из плода. Мое тело покрылось липким соком, глаза слезились, так как у меня не было возможности вытащить изо рта косяк, а маленькие черные пальцы тянулись ко мне со всех сторон. В конце концов каждая из них ухитрилась получить свою долю, и я остался сидеть в позе лотоса в море чавкающих обезьян. Я чувствовал себя настоящим Дэвидом Аттенборо.
Выбраться из джунглей мне помог отчетливый звук падающей воды. Я услышал его через четверть часа после того, как ушел из садика, а потом мне оставалось лишь определить, откуда он доносится.
Я вышел к водопаду возле помеченного дерева и сразу же бросился в образованное водопадом озеро, сгорая от желания смыть с тела пот и папайевый сок. Лишь вынырнув на поверхность, я понял, что я здесь не один. В созданном водяными брызгами полумраке целовались голые Сэл и Багз.
Проклятье, подумал я и собрался тихонько плыть обратно к берегу, но тут Сэл заметила меня:
— Ричард?
— Привет, Сэл. Извини. Я не видел, что вы здесь.
Багз посмотрел на меня и самодовольно улыбнулся. Мне показалось, будто он хочет сказать, что мои извинения отдают жгучим любопытством. Выглядят явной бестактностью рядом с его расслабленной, но откровенной сексуальностью. Я выдержал взгляд Багза, и его улыбка сменилась глупой усмешкой, с которой ему и следовало начать.
— Не пори ерунды, Ричард, — сказала Сэл, высвобождаясь из объятий Багза. — Как ты здесь оказался?
— Пошел прогуляться по Хайберскому проходу и обнаружил несколько папай. А потом пришел сюда.
— Папайи? И много их там?
— С избытком.
— Скажи об этом Жану, Ричард. Его всегда интересуют такие вещи.
Я пожал плечами:
— Дело в том, что я сомневаюсь, смогу ли снова найти их. В джунглях трудно ориентироваться.
Багз снова глупо усмехнулся:
— Для этого нужна практика.
— Умение обращаться с компасом.
Вновь последовала самодовольная улыбка:
— Я провел столько времени среди деревьев, что у меня, наверное, уже появился инстинкт… почти животный, приятель… — Он обеими руками откинул назад мокрые черные волосы. — Может быть, я найду их завтра.