— Откуда мне знать?
Мы замолчали, внимательно прислушиваясь. Затем мы снова услышали стон, от которого у меня встали торчком волосы на затылке.
— Боже мой, Джед! Включи фонарик снова! Эти стоны действуют мне на нервы.
— Если они действуют тебе на нервы, то почему же ты улыбаешься?
— С чего ты взял, что я улыбаюсь?
— В твоем голосе слышится смех.
— Включи же этот чертов фонарь!
— Нет, — прошептал он. — Мы же не знаем, что происходит.
Мы снова прислушались. Я вспомнил свое первое утро на острове, когда очнулся после лихорадки и бродил по пустой площадке. Довольно неприятное ощущение даже при дневном свете. Вы как?то неуютно чувствуете себя в пустынном месте, где, как вы точно знаете, должно быть полно народу. С жуткими стонами в темноте здесь было раз в десять страшнее.
— Похоже на фильмы о зомби, — мрачно пробормотал я и захихикал. — «Зомби — пожиратели плоти».
Джед не ответил мне. В следующий раз, когда мы услышали стон, мы сумели определить, откуда он донесся. С левой стороны от нас, оттуда, где было раскинуто большинство палаток.
— О'кей, — сказал Джед. — Пошли на разведку. В авангарде пойдешь ты.
— Я? Фонарик же у тебя.
— Мне нужно держать его, а у тебя будут свободны обе руки.
— Свободны для чего?
— Чтобы сражаться с зомби.
Джед зажег фонарик и осветил палатку Грязнули, а я пробормотал ругательство и медленно двинулся по направлению к ней.
Я сделал всего несколько шагов, когда полог палатки откинулся и оттуда высунулась голова Эллы.
— Джед? — спросила она, заслоняясь рукой от света.
— Ричард. И Джед. Что случилось, Элла?
Она покачала головой:
— Забирайтесь сюда. Катастрофа. — Это все Кити, — рассказывала Элла, вытирая лоб Грязнули. Именно его стоны мы только что слышали, и во время нашего разговора он продолжал стонать. Он лежал с закрытыми глазами и обеими руками мял свой огромный коричневый живот.
По?моему, он даже не осознавал, что мы сидим в палатке. — Идиот.
Я удивленно поднял брови:
— Почему? Что он такого натворил?
— Он положил в одно из ведер кальмара, а мы нарезали кальмара на куски и перемешали с остальной рыбой.
— Ну и что?
— Кальмар был уже дохлый, когда он проткнул его острогой.
Джед прерывисто вздохнул.
— Почти все отравились. Душевая хижина забита рвотой, а к Хайберскому проходу лучше не подходить.
— А ты? — спросил я. — Ты вроде бы в порядке.
— Всего пятеро или шестеро легко отделались. У меня немного поболел живот, но мне, похоже, повезло.
— Зачем же Кити бросил острогу в дохлого кальмара?
Глаза Эллы сузились:
— Я бы тоже хотела знать. Нам всем хотелось бы спросить его об этом.
— Да… А где же он? У себя в палатке?
— Наверное, там.
— Хорошо. Пойду схожу к нему…
Я выбрал подходящий момент для ухода, потому что, когда я вылезал наружу, Грязнуля сел прямо, и его рвота брызнула во все стороны. Я быстро выскользнул в темноту. В ушах звенело от визга Эллы.
Прошла целая вечность, прежде чем я нашел Кити. В палатке его не было, и, когда я позвал его, никто не откликнулся. В конце концов я решил поискать его на пляже. Он был там. Освещенный лунным светом, он сидел невдалеке на берегу.
Когда он увидел, что я приближаюсь к нему, он сделал движение, как будто собирался удрать.
— Привет, — произнес он упавшим голосом.
Я кивнул и уселся рядом с ним.
— Я не гвоздь сезона, Рич.
— Кальмар тоже.
Он не засмеялся.
— Так что же все?таки произошло?
— Разве ты еще не знаешь? Я отравил весь лагерь.
— Да, но…
— Я был под водой в маске Грега. И увидел этого кальмара. Мы же ели кальмаров сотни раз. Поэтому я метнул в него острогу, а потом бросил его в ведро. Откуда я знал, что он уже подох?
— Так он же не двигался.
Кити посмотрел на меня:
— Теперь я понимаю! Но я думал… я думал, что кальмары, как медузы. Колышутся в воде, и… их щупальца создают иллюзию, что они живые.
— Ты ошибся. Но ты не виноват.
— Да, Рич. Верно. Во всем виноват Жан. — Он замолчал и ткнул кулаком в песок между ногами. — Разумеется, это моя вина! Господи!
— Ладно… виноват ты, но ты не должен…
— Рич, — перебил он меня. — Пожалуйста, не надо.
Я пожал плечами и отвернулся. Лунный свет освещал изломанную расщелину, спускавшуюся по утесам в кораллы.
— Кпау, — тихо сказал я.
Кити подался вперед:
— Что ты сказал?
— Кпау.
— О чем это ты?
— Молния издает похожий звук. — Я показал на расщелину. — Видишь?
Сумасшедший дом
Я посидел с Кити недолго, потому что мне не терпелось узнать, как дела у Этьена и Франсуазы. Кити остался на пляже, поскольку считал, что он, бедняга, еще не готов показаться людям на глаза. Большое потрясение — столько бороться за право заниматься рыбной ловлей, чтобы потом вляпаться в такую историю! Он чувствовал себя особенно виноватым, потому что оказался одним из немногих, кто избежал отравления. Я пытался уговорить его, чтобы он не сходил с ума окончательно, ведь он вряд ли виноват в том, что у него хорошая иммунная система, но это не помогло.
Когда я увидел, что творится в доме, то в душе порадовался, что Кити остался на пляже. От всего происходившего здесь ему стало бы только хуже.
Я и понятия не имел, что последствия отравления были столь тяжелыми, и решил, что Кити тоже не отдавал себе в этом отчета, иначе он бы вернулся в лагерь, чтобы помочь остальным.
Проход вдоль кроватей до самой середины был заставлен свечами. Их поставили там, по?видимому, для того, чтобы их не сшибли корчившиеся на кроватях люди. Кислый запах рвоты ощущался даже сквозь дым от горящего воска. В помещении не утихали стоны. Никто, вероятно, не стонал беспрерывно, просто стоны одних перекрывались стонами других людей, и поэтому звук не смолкал. Каждый, казалось, говорил на своем родном языке. Знакомые мне слова в невнятном бормотании, наполнявшем дом, придавали ситуации еще более сюрреалистический характер. Люди просили воды или хотели, чтобы им с груди стерли рвоту. Когда я проходил мимо Джессе, он ухватился за мою щиколотку и умолял меня отвести его в душевую хижину.