.
Вот и сейчас не имелось и намека на романтику. Просто-напросто в таком вот месте они были на сто процентов избавлены и от слежки, и от сверхчутких микрофонов, работающих на большом расстоянии. Но это означало…
— Так-так-так.., — сказал Мазур. — На базе что, крот?
— Не знаю кто, но ручаюсь, что кто-то есть, — ответил Лаврик, ни секунды не промедлив. — И не просто на базе, а у нас. Понял? — В его превратившемся в застывшую маску лице не было ничего человеческого — он был в работе. — Катерине я доверяю по одной-единственной причине: я сам ее сюда перевел уже после того, как вышел на след. Остальным я пока что предпочитаю не доверять, хотя и знаю, что все семеро кротами оказаться не могут. Один, максимум двое. Но пока что…
— Понимаю, — кивнул Мазур. — Катька на базе не засвечена, как ваш кадр?
— Вроде бы нет пока. Связисточка и связисточка… каковая, учти на будущее, примитивно и беззастенчиво крутит роман с отпускным адмиралом, сиречь с тобой. Старый и пошлый трюк, но ведь с завидным постоянством срабатывает… Итак, крот существует. Не просто на базе, а у нас. Наши скудные кадры насчитывают трех кабинетчиков и четверых волкодавов. Кто из них крот, пока неведомо.
— Нечаев… — сказал Мазур осторожно.
— Увы, нет, — быстро ответил Лаврик. — Цинично-то говоря, он меня ох как устроил бы в роли главного крота, одно дело — какой-нибудь старлей или кап-три и совсем другое, ежели мне, грешному, удалось бы изобличить в шпионаже не кого-нибудь, а целого вице-адмирала, да вдобавок из главного штаба. — Он мечтательно прищурился. — Ах, как это было бы кошерно… Но, увы, шпионской компры я на него так и не раскопал. Покойный был чересчур трусоват, чтобы лезть в Пеньковские или Поляковы. Бывает такая человеческая разновидность, ты сам не раз сталкивался, — в шпионы ни за что не полезет не из-за высоких моральных качеств, а из примитивной трусости. Что бы там демократы ни ныли, а славная шестьдесят четвертая статья в старые времена мно-огих потенциалов на поводке держала, вечная ей память… Максимум на что хватало нашего Нечаева — это на известные тебе шалости с «черными антикварами» и того же колера археологами. Но вот подельничек его, такое у меня сложилось впечатление, был совсем другого полета пташка… а впрочем, почему «был»? Есть он, сука, есть…
— Ага, — сказал Мазур. — Имеешь в виду, он исправно мочил всех, кто мешал нечаевским бизнесам, но в то же время…
Лаврик пожал плечами:
— Знаешь, я крепко подозреваю, с определенного момента о н уже работал исключительно на настоящего хозяина. Вряд ли Нечаев стал бы ему заказывать собственную сестричку, каковая, строго говоря, и была мотором всего дела. Просто с какого-то момента цепочку начали чистить от всего лишнего. И, не исключено, будут чистку продолжать — что я, цинично . рассуждая, могу только приветствовать, ибо чем активнее наш крот работает, тем больше шансы его сгрести за первичные половые признаки… Или вторичные? Ну, в общем, за яйцы. Ты мне отдай фотографии шпионской техники, а тот снимочек, на котором лялька, оставь себе, пригодится в скором времени…
— Ну, спасибо, — сказал Мазур. — Удружил…
— А что поделать, милый? — развел Лаврик руками с видом крайнего простодушия. — Это ж не старые времена, когда я в подобной ситуации мог себе высвистеть на подмогу целую роту в форме и в статском, когда при одном намеке на такую вот ситуацию отваливали, что душа ни попросит, вплоть до спутников… Сам знаешь, какие нынче унылые времена, какая нищета давит. И еще один нюансик… Крот-то окопался у нас.
Именно у нас. И ежели историю успешно размотают сухопутчики или чекисты, сам понимаешь, как это будет унизительно для славного флота российского, какая плюха для репутации, какое пятно на белоснежной парадке… Все в гнусный клубок сплелось: и государственная безопасность, и интересы касты…
— Сам вижу, — уныло сказал Мазур.
— Тем лучше. Вот и работай по-стахановски. Никто лучше тебя не знает здешнюю обстановку и всех фигурантов. Наша Гейша…
— Кто? — не сразу догадался Мазур. — А-а…
— Ну да. Нужно же было ее как-то обозначать согласно заведенному порядку. Нехай будет Гейша. Среди родных пенатов она, стервочка, зашифрована как Хризантема, а у нас нехай будет Гейша, это гораздо короче… В общем, среди тех, кто причастен к «черным раскопкам» — да и среди тех, кто о них просто осведомлен, — должен быть, обязан быть кто-то, кто нашу Гейшу знает. С кем-то она да контактировала, кто-то ее вводил, кто-то с ней и посейчас сотрудничает. Выяснить кто — твоя задача. Пройди по всей цепи, от господина Гвоздя до лесбиюшки Танечки. Потряси Ларису.
— Трудненько будет, — задумчиво отозвался Мазур. — Она сейчас в крайне специфической ситуации…
— Милый, — отрешенно и жестко сказал Лаврик. — Кого, на хрен, заботит, что там трудно, что там легко? Тебе Родина в очередной раз приказывает ежа убить голой сракой, так что не ной и не выпендривайся…
— Есть, — угрюмо и тихо прорычал Мазур.
— Вот так-то лучше, — оскалился Лаврик. — Легенда понятна — у тебя еще целых две недели отпуска, вот ты и жуируешь беззаботно, закадрив прапорщика Катеньку, девицу без ярко выраженного облико морале. Катюша — все твои наличные вооруженные силы, опора и подмога. Чем богат… Она девочка шустрая, не беспокойся, ее хорошо поднатаскали, сам догадываешься где.
— Верю, — сказал Мазур. — А жмурики у нее на счету есть? У меня, сам понимаешь, не праздный интерес, нужно же знать, что за напарницу бог послал…
— Да я понимаю, — кивнул Лаврик. — Увы, увы… Хорошая девочка, перспективная, но своего личного кладбища пока еще не открыла. Ничего, все еще впереди у молодого поколения, особенно когда оно работает под чутким руководством таких старых хамов, как мы с тобой… — Он помолчал и вдруг совершенно другим, неделовым тоном спросил: — Вот кстати, тебе с твоего погоста никто не снился?
— Да нет пока, — пожал плечами Мазур, хмыкнул: — Опа! А тебе что, были визиты?
— Да ну, с чего ты взял? — досадливо поморщился Лаврик. — Просто… Мы тут давеча с Крамером посидели за литром, так вот ему, ты знаешь, впервые в жизни один крестничек приснился… Не старость ли это, а?
— Черт его знает, — сказал Мазур. — Вообще-то, если порассуждать отвлеченно… Мне тут кажется отчего-то, что первые симптомчики старости — это когда начинаешь всерьез задумываться, какой тебе смертью помереть. И все чаще думаешь, что хорошо бы помереть не в белой постельке, а чтоб влетело тебе в лоб девять граммов на бегу… — Он замолчал, внимательно присмотрелся к Лаврику, шагнул к нему, взял легонько двумя пальцами за отворот легкой курточки и ухмыльнулся: — Лаврик?
— Чего? — мрачно отозвался тот.
— У тебя по роже прошел этакий унылый промельк, — сказал Мазур уверенно. — Думал уже, а? Ну, не жмись…
Полуотвернувшись, Лаврик какое-то время молчал, кривя губы и усиленно изображая на лице полное душевное спокойствие. Потом нехотя процедил:
— Ну и что? Подумывал.