Марленус из Ара еще мог пытаться освободиться от надежно державших его кожаных ремней, но все это было бесполезно.
Темп отбиваемого барабанщиком ритма постепенно нарастал. Казалось, в такт ему быстрее заплясали длинные тени, отбрасываемые отсветами костров.
Все находившиеся в лагере, как женщины-пантеры, так и тиросцы, продолжая расправляться с остатками ужина, расположились одним большим кругом, устроенным в центре лагеря.
Пылающая жаровня стояла в двух ярдах от Марленуса. Угли в ней постоянно перемешивали длинным металлическим прутом. Один из тиросцев, в толстых кожаных перчатках, вытащил из жаровни тавродержатель. На его докрасна раскаленном торце пылала выполненная прямым шрифтом заглавная буква горианского слова «кейджер», которым на Горе обозначают каждого раба-мужчину. Клеймо для рабыни, как правило, меньше по размеру, изящнее и выполнено курсивом. Однако некоторые города, такие, например, как Трев, имеют собственную конфигурацию клейма для рабынь, так же как и каждый из народов фургонов: на клейме тачаков, которое носит на бедре рабыня Тана из пага-таверны в Лидиусе, изображены рога боска; клеймо катайев представляет собой нацеленный влево натянутый лук со стрелой, а клеймо паравачей воспроизводит стилизованное изображение головы боска, вписанной в перевернутый двумя острыми углами вверх треугольник. Кстати сказать, помимо «кейджера», обозначением рабыни на Горе служит выражение «са-фора», начальные буквы которого также зачастую изображаются на клейме, что в буквальном переводе с германского означает «дочь цепей».
Человек в перчатках осмотрел тавро и с недовольным видом снова бросил тавродержатель в жаровню: очевидно, железо недостаточно раскалено, чтобы оставить на теле глубокий, четкий отпечаток. Уголья в жаровне начали перемешивать с большей интенсивностью.
Марленус отчаянно, но безрезультатно боролся со стягивающими его тело кожаными ремнями. Вероятно, ему предстояло первым пройти процедуру клеймения.
Три белые горианские луны уже давно начали свой путь по ночному небу и сейчас терялись за верхушками деревьев.
Пригнувшись к толстой ветке дерева, я ждал. Я внимательно изучал людей в лагере — тиросцев и женщин-пантер. Сколько их здесь? Как они себя ведут? Кто из них насторожен или обеспокоен? Кто может представлять для меня наибольшую опасность?
Я снова посмотрел на луны. Они уже показались над деревьями.
Я сидел, пригнувшись к ветке, принуждая себя к терпению, хотя кровь в жилах кипела и бурлила. Это, конечно, давала знать о себе не кровь торговца; это кровь гораздо более старая, теперь уже почти забытая — кровь воина, кровь охотника.
Четырех пага-рабынь, связанных «хороводом», с кляпами во рту, я оставил примерно в пасанге отсюда. Этой ночью я вполне обойдусь без них. Предварительно я хорошенько выкупал их в небольшом ручье, затем нашел подходящее дерево с достаточно толстым стволом, расположил девушек вокруг дерева, прислонив спиной к нему, и связал их, стянув правое запястье одной рабыни с левым запястьем соседки, соединив их в так называемом среди рабовладельцев «хороводе». Ноги каждой девушке я связал отдельно. После этого камнем убил лесного урта и накормил девушек его мясом, отрывая от тушки небольшие полоски и вкладывая их в рот каждой рабыни. Илену стошнило, но оставлять ее голодной было невозможно, и я заставил ее подавить в себе отвращение и подкрепиться. Сразу видно, что она не горианка, а всего лишь слабая жительница Земли, насильно заброшенная на эту дикую, варварскую планету.
— А сами вы случайно не с Земли? — поинтересовалась она.
— Случайно с Земли, — хмуро ответил я.
— Я не такая, как эти девушки, — тут же пожаловалась она. — Я землянка. Будьте ко мне снисходительны. Сделайте для меня какое-нибудь исключение.
— Для меня вы все здесь одинаковые, — ответил я. — Рабыни!
— Пожалуйста! — всхлипнула она.
— Ешь! — приказал я.
— Да, хозяин, — откликнулась Илена, торопливо проглатывая тошнотворную пищу.
Я опустился на землю и в два счета зубами и руками разделался с остатками урта.
Кляпы, сделанные из разорванной шелковой накидки, вытащенные изо ртов девушек, я разложил на траве, чтобы они просохли.
Постепенно темнело. Скоро мне нужно отправляться к поляне.
Я снова заткнул кляпами рты моим прекрасным пленницам.
— Ведь я с Земли! — жалобно простонала Илена.
— Здесь, на Горе, ты — рабыня.
С этими словами я одарил кляпом и ее, затянув обрывки шелковой материи у нее на затылке. Глаза девушки смотрели на меня с ужасом и укором. В этот момент она, очевидно, осознавала, что и для меня может быть лишь той, кем является для любого другого горианина — рабыней.
Я злился на Илену. Она пыталась утаить от меня важные сведения. Теперь ее ждал невольничий рынок Порт-Кара. Я обошел привязанных к дереву девушек и проверил узлы на веревках. Они держали надежно. От кляпов рабыням тоже не избавиться. Отлично. Если ночью на них набросится слин или пантера, крики не достигнут ушей моих врагов.
Эти женщины вызывали у меня глубочайшее неудовольствие. Они помогли предательским путем захватить мой лагерь. Без их участия это было бы невозможно. Мне вспомнилось, как на берегу реки девицы пересмеивались и заигрывали с тиросцами. Ну что ж, теперь эти приспешницы людей с Тироса в руках того, чей лагерь они помогли захватить.