— Хватит! Хватит! — Мне едва удалось вырвать у него бутыль.
На губах у разбойника засияла блаженная улыбка.
— Здорово! — с трудом переводя дыхание, произнес он.
— Мы выпьем только эту бутылку, — предупредил я. — С остальными управимся позже.
— Здорово! — с трудом переводя дыхание, произнес он.
— Мы выпьем только эту бутылку, — предупредил я. — С остальными управимся позже.
Они, конечно, не опьянеют; на этот счет я был спокоен. Одна бутылка ка-ла-на на десять здоровых мужчин — все равно что булавка для слина. Ведь это не пага и не крепкое северное пиво. Просто мне не хотелось, чтобы вино придало людям ненужной смелости, усыпило бы их благоразумие и чтобы за первой бутылкой последовали остальные. Тогда нашим планам грозила бы опасность.
Мои матросы, собравшиеся сменить часовых, тоже не смогли отказать себе в удовольствии и приложились к бутылке. Затем должное вину воздал Арн, после чего бутылка пошла по кругу, по очереди ненадолго задерживаясь в руках разбойников и матросов. И те и другие расставались с ней с одинаковым сожалением.
Вернулись смененные часовые; им тоже досталось по глотку.
Наконец какая-то добрая душа протянула бутылку мне, и я с наслаждением опрокинул в себя остатки обжигающей жидкости.
Вино действительно оказалось превосходным. Это было красное ка-ла-на с далеких плантаций Ара. Частичка солнца, напитавшего ароматные плоды, передалась и вину, и его волшебное тепло широкой волной разлилось по всему телу. Не зря виноделы Ара считались лучшими на всем Горе.
Я подошел к дверям хижины и выглянул наружу.
Солнце стояло низко, но день еще был в полном разгаре. Казалось, солнечное тепло и свет струятся отовсюду, отражаются от листьев и деревьев и от самой земли. До наступления сумерек оставалось не меньше ана. Я повернулся, намереваясь вернуться в хижину. Внезапно в глазах у меня потемнело. Я покачнулся и схватился за дверной косяк.
— Мы идиоты! — закричал я. — Идиоты!
Арн уставился на меня, слепо моргая глазами. Разбойник, открывавший бутылку и отведавший вина больше остальных, сейчас лежал в углу хижины, скорчившись и подтянув колени к подбородку.
— Забирайте его, — приказал я, — и бежим отсюда! Бежим!
Товарищи мои, пошатываясь, с трудом вставали. Двое из них попытались поднять лежащего в углу разбойника.
— Я ничего не вижу! — вдруг закричал один из матросов.
Держась рукой за стену, Арн неуверенно поднялся на ноги и тут же снова опустился на пол, уронив голову на колени.
— Бежим! — торопил я остальных. — Скорее!
Все, кто мог, выбежали из хижины, спотыкаясь, падая и поднимаясь вновь. Прямо перед собой я увидел большую толстую сеть, опустившуюся на бегущего впереди человека. Он запутался в ней, упал; раздались воинственные крики кинувшихся к нему женщин-пантер. Поддерживая спотыкающегося, неуверенно переставляющего ноги Арна, я побежал вместе с ним по направлению к воротам.
Все вокруг расплывалось перед глазами.
Вдруг я почувствовал легкий удар копья в грудь, затем другой… Я неловко закружился на месте, пытаясь решить, куда бежать дальше, потряс головой, приводя себя в чувство, и тут заметил кровь у себя на груди.
— Назад! — послышалось за спиной. — Назад!
У ворот стояли четыре женщины-пантеры с копьями в руках, вонзавшие их в каждого, кто пытался к ним приблизиться.
Арн упал. Я поднял его на руки и понес назад, к хижине. Ноги заплетались. Я едва дотащил его до спасительного, хотя и весьма непрочного жилища лесных разбойниц. Опустив Арна на пол, я принялся на ощупь искать свой лук. Сознание уплывало; приходилось снова и снова трясти головой и хлестать себя по щекам. Наконец я обнаружил свой лук, длинный лук из гибкой желтой древесины винных деревьев ка-ла-на, и целую связку стрел.
Наконец я обнаружил свой лук, длинный лук из гибкой желтой древесины винных деревьев ка-ла-на, и целую связку стрел. Теперь оставалось только найти цель.
Арн с обезумевшим видом сидел посреди комнаты и обводил стены невидящим взглядом. Каждое движение требовало от меня неимоверных усилий, я задыхался, соленый пот заливал глаза. Руки отказывались подчиняться; я едва вложил стрелу в лук. Попробовал натянуть тетиву, не удалось. Ничего, главное — не сдаваться. Пока мы продолжаем бороться, не все потеряно.
Я шагнул к двери и выглянул наружу. Один из моих матросов неподвижно лежал на земле, очевидно, без сознания. Другой, стоя на четвереньках, слабыми, неверными движениями пытался освободиться от широкой сети. Вдруг его сбил с ног чей-то мощный удар, и, высунувшись за дверь подальше, я увидел подошедшую к нему женщину-пантеру, голубоглазую, с длинными светлыми волосами, держащую в руках копье.
Поодаль лицом вниз лежал на земле один из разбойников Арна, склонившиеся над ним женщины связывали ему руки и ноги. Еще двоих разбойников приковали наручниками к перекладине ворот.
У меня вырвался отчаянный крик; я отшвырнул лук и, не сдержавшись, со всей силы ударил кулаком в стену. Боль ненадолго прояснила сознание.
Двумя ударами ноги я выломал нижнюю часть задней стены хижины и, едва не падая от усталости, вытащил Арна наружу. Здесь я огляделся. С правой стороны, из-за угла хижины, доносился явственный звон цепей. Путь сюда был закрыт.