— Это документом называется? — оторопел Сеня, глядя на протянутую ему рыцарскую накладную. — Ты жене своей так отчеты составляй…
— Точно, жене письмо написать нужно.
Писарь, сюда! — завопил Боэмунд. — Пиши: «Любезная моя Екатерина Матвеевна…»
Больше Рабинович добиться от рыцаря ничего не мог. Боэмунд, видимо, принципиально отказывающийся делать два дела сразу, начав диктовать письмо жене, уже больше ни на что не обращал внимания. Жомов его даже стукнул по темечку кулаком. Не сильно, конечно. Просто для того, чтобы заставить обратить на себя внимание. Однако Боэмунд на этот удар никак не отреагировал. Просто рухнул на пятую точку и, оставшись так сидеть, продолжал диктовать письмо. Пришлось друзьям махнуть на него рукой. Сопровождаемые косыми взглядами оставшихся сиротами предводителей прочих крестоносных отрядов менты спустились со стены в город и отправились на поиски хранилища добычи.
Попетлять по Антиохии друзьям пришлось немало. Город они не знали, а маршрут подсказать было некому: сарацины или сбежали, или попрятались, а попадавшиеся на пути крестоносцы и сами были не местные. Сеня помучился часа полтора, а потом решил положиться на интуицию Мурзика и, сунув ему под нос накладную от Боэмунда, попытался объяснить псу, что именно от него требуется. Мурзик посмотрел на хозяина как на идиота, но все же взялся выполнить его просьбу. Дернув за поводок, пес потащил Рабиновича в направлении того самого караван-сарая, который они выбрали местом своей стоянки. Сеня, когда понял это, попытался остановить пса, но тот проявил настойчивость и вывел-таки ментов к складу. Тот, конечно, располагался практически в двух шагах от караван-сарая.
Здание склада оказалось довольно большим. Входом в него служили двустворчатые ворота, которые охранялись двумя ландскнехтами. Впрочем, «охранялись», это слишком громко сказано. Оба воина, вместо того чтобы блюсти устав караульной службы, занимались настоящим безобразием: пытались пришибить камнями себе на завтрак, а заодно и на обед, и на ужин, тощего воробья. Причем один эти камни кидал, а другой, сложив ладонь трубочкой, тщательно корректировал прицел.
— Трубка ноль. Прицел десять. Дистанция два кабельтова, — вопил корректировщик. — По завтраку-у… Картечью-у… Из носового орудия, залпом, пли!..
Горсть мелких камней просвистела мимо воробья. Тот издевательски покрутил крылом у виска, ясно давая понять, что именно думает об обоих ландскнехтах, а затем перелетел на другую, еще не обглоданную голодающими, ветку. Воины, не обращая внимания на подошедших ментов, принялись орать друг на друга. Сеня, сложив руки на груди, собрался пару минут подождать, пока оба дурака ругаться не закончат, но Жомов ему постоять спокойно не дал. Ему, видите ли, за устав обидно!..
— Так, орлы, и чем мы тут занимаемся? — грозно поинтересовался он. — Это у вас называется «несение караульной службы»?
Заметив наконец ментов, оба стражника бросились хватать оружие, временно оставленное ради охоты. При этом почему-то и тот и другой решили схватить одно и то же копье. Естественно, без столкновения не обошлось. А поскольку оба воителя были в шлемах, то их стыковка получилась с очень впечатляющим звуковым эффектом. Пару секунд стражники бездумно смотрели друг на друга, ну а когда колокольный звук от удара их шлемов затих, ландскнехты наконец разобрали оружие и вытянулись по обеим сторонам ворот, застыв по стойке «смирно».
— Извините, сэр Дур… — начал было один из стражников, но запнулся, поймав гневный взгляд омоновца. — То есть я хотел сказать, прошу прощения, ваше старшинство! Виноваты. Больше этого не повторится, но ведь кушать хочется.
— Я тебя сейчас так накормлю, что у тебя желудок из ушей полезет, — пообещал омоновец и хотел добавить еще что-то, но Сеня его остановил.
— Так, боец. У нас тут документ от Боэмунда, — проговорил он, отодвигая Ваню в сторону. — Склад открывайте. Инспектировать будем.
Инспектировать будем.
Ландскнехты тут же отворили ворота, правда, предварительно предупредив друзей о том, что в хранилище не только Боэмунд, но и другие крестоносцы добычу складывали. Сеня на это махнул рукой — дескать, а мне плевать, и направился внутрь помещения. Вот только дальше порога так и не прошел — застыл на месте, оторопело уставившись на содержимое склада. Жомов последовал за ним и также застыл, присвистнув от удивления. Что вполне объяснимо, поскольку половина хранилища горой, почти до потолка, была забита драгоценностями!
— Ни хрена себе сюрприз, — удивленно проговорил Рабинович. — Теперь я верю, что Фируз не врал, когда говорил, что у него золота навалом. Тут же миллиарды!
— Угу. Только они на фиг никому не нужны. Все равно купить на них нечего, ни еды, ни вина. Даже женщины теперь за золото не продаются, — горестно вздохнул охранник, вошедший следом за ментами. — Голод…
— Это у вас голод, а у нас безденежье, — огрызнулся Сеня. — И вообще, пошел вон отсюда. Не мешай начальству работать!..
Ландскнехт тут же скрылся, не желая вызывать гнев чужестранцев, а оба друга пару минут продолжали удивленно пялиться на гору драгоценностей. Сеня, конечно, жадным не был. Экономным был. Мог сэкономить свою зарплату и за счет друзей погулять, но не жадничал никогда. Однажды даже позапрошлогодних соленых тетиных огурцов друзьям не пожалел! В общем, не жадничал он. Однако от такой кучи золота и драгоценных камней на его месте любой бы ошалел. А вот Сеня проявил завидное здравомыслие. Позвав одного из стражников, Сеня припахал его с Жомовым перетаскивать сокровища с места на место, деля добычу пополам: то, что похуже, Боэмунуду и прочим крестоносцам, то, что покрасивее — себе.