— Слушайте, други мои дорогие, может, свалите отсюда куда-нибудь? — Пар из чайника… или носика?.. хотя нет, если говорить про Сеню, то нужно это делать так: пар из шнобеля Рабиновича все-таки вырвался наружу. — Ты, Ваня, сходи-ка к Боэмунду и войсками его, что ли, покомандуй. А ты, Попов, просто иди куда-нибудь. Хоть до Магадана. Главное, чтобы я тебя не видел в ближайшие пару часов.
— Ладно, я помолчу, — миролюбиво согласился Андрюша.
— А я вообще один раз только слово сказал, — заявил омоновец.
Сеню перекосило так, что стало ясно: сейчас он либо расплачется, либо кусаться кинется. Впрочем, поскольку люди редко кусаются, а мой хозяин еще и Рабинович, то второй вариант исключался абсолютно. Вместо него Сеня коротко вздохнул и начал цитировать вслух устав караульной службы. Андрюша сбежал тут же, а Жомов, блаженно заслушавшись, уселся на траву и начал клевать носом. Что и требовалось доказать! Теперь ни тот, ни другой в переговоры вмешиваться не будут. Абдулла и Ричард Кроличья Лапка не в счет. Первый в переговорах самое непосредственное участие принимать должен, а второй и слова не произнесет, пока Ваня не скомандует. В общем, Сеня получил полную свободу действий. Ордер на арест, так сказать.
— Значит, ты утверждаешь, что они с нами переговариваться готовы? — ехидно поинтересовался у Абдуллы Рабинович.
— С ума сошел? — оторопел сарацин. — Да прочистит Аллах твои глухие уши, я утверждал, что антиохийцы обещали сильно не хамить. Пусть мне гриф на чалму из-под небес нагадит, если это не так!..
Пожелание тут же исполнилось. Откуда-то сверху на Абдуллу обрушился такой кусок птичьего помета, какой и не во всякий «КамАЗ» влезть бы смог. Сарацин только удивленно хрюкнул, когда оказался буквально по уши в дерьме, а затем растерянно посмотрел наверх. Там, в вышине под облаками, болталась какая-то птица. Спустившись немного вниз, чтобы ее было отчетливо видно, птичка показала сарацину правым крылом некое подобие сжатого кулака с отставленным средним пальцем (когда, блин, птички-то успели у американцев их дурацким жестам научиться?), ехидно посмеялась и умчалась в поднебесье снова.
— Ну вот, теперь тебя можно смело зачислить в свиту Боэмунда, — съязвил Рабинович. — Теперь ты у нас тоже пальцем осененный, да еще и навозом окропленный.
— Странно, — не обратив на него внимания, проговорил Абдулла, принюхиваясь к куче птичьих отходов. — Выглядит, как помет грифа, а пахнет, как крем-брюле…
— А ты еще попробуй на вкус, — посоветовал мой Сеня, однако сарацин от такого эксперимента отказался.
Вместо него инициативу неожиданно проявил усатый турок, молча наблюдавший в щель стены за тем, что происходит среди пришедших на переговоры «крестоносцев». К счастью для нас, в тот момент, когда гриф от души поиздевался над Абдуллой, турок-сельджук занимался поисками какого-то кровопийцы вроде блохи в складках своей одежды. Когда он закончил это занятие и вновь вернулся к своему наблюдательному посту, Абдулла уже стоял в куче помета, а Сеня над ним подсмеивался. Усатый услышал только две последние фразы.
— Кто там про крем-брюле говорил? — завопил он, высовывая между зубцов кончик своего носа.
Усатый услышал только две последние фразы.
— Кто там про крем-брюле говорил? — завопил он, высовывая между зубцов кончик своего носа. — Что там попробовать надо?
— Гов… — начал было отвечать Сеня, но тут же заткнулся и, хлопнув себя ладонью по лбу, улыбнулся во все тридцать три зуба. Именно три, а не два. У Рабиновичей принято все, в том числе и зубы, иметь про запас!
— Я слышал, у вас в Антиохии кушать нечего? — спросил мой хозяин у турка и, не дав тому ответить, продолжил: — Так вот, я тут немного деликатеса привез. — Он указал рукой на кучу помета, из которой Абдулла уже успел выбраться. — Это все будет твоим, если ты окажешь мне одну услугу.
— Ай, алла! Как не стыдно? — покачал головой сельджук. — Стражника, значит, подкупить пытаемся? Сейчас будем просить ворота открыть, да?
— Блин, какой ты умный! — наигранно удивился Рабинович. Однако усатый принял его издевку за чистую монету.
— Конечно, Фируз умный. Очень умный, — похвалил себя стражник. — Настолько умный, что целой башней командует. И именно потому, что Фируз умный, — вот, блин, заладил, как попугай, — он на такую сделку не пойдет. Попробовать товарчик сначала нужно, а уж потом дальше переговоры вести.
Ща-ас! Дождешься ты от Сени «товарчика» на пробу. Мало ли, что нам гриф с ароматным навозом достался. Это еще не значит, что у его пищевых отходов и вкус соответствующим запаху будет. Не такой дурак мой Рабинович, чтобы помет за крем выдавать и при этом еще и позволить его попробовать!..
— Фу, Мурзик, — как обычно, перебил меня хозяин и посмотрел на осмелевшего сельджука. — Ты, Фируз, конечно, умный, но дурак. Я, значит, тебе попробовать крем разрешу, а ты брюхо за мой счет набьешь и пошлешь меня к иблисовой матери?
— Ай, алла! Ну почему эти неверные такие жмоты? — изумился турок, высовываясь из-за зубцов уже почти по пояс. Эх, Жомов спит, а то уже подстрелил бы наглеца. — Я же у тебя не тарелку крема прошу! Ты мне на кончике копья свой деликатес передай, иначе переговоров никаких не будет.