— Я вижу, перед сном мозги не работают абсолютно у всех, — подвел итог Рабинович. — Давайте-ка спать, а утром, может быть, у кого-нибудь разум все-таки прояснится.
На новое Сенино предложение возражений ни у кого не нашлось. Наскоро перекусив, все завалились спать там, где сидели. А утром единственным человеком с проясненным разумом оказался сам Рабинович. То ли на него ночью озарение нашло, то ли утро действительно вечера мудренее, но кинолог проснулся раньше всех и тут же принялся тормошить остальных членов экспедиции. Жомов и Ричард с удовольствием покинули спальные места. Первый потому, что всегда рано просыпаться привык, а второму просто по жомовскому уставу оруженосной службы было положено рано просыпаться. Впрочем, от придуманного Ваней устава этим утром обоим «жаворонкам» пришлось отступить. Согласно жомовским правилам, Ричарду после пробуждения был предписан кросс, а вместо этого пришлось идти к телеге и выслушивать Сенину речь. Правда, этим фактом расстроен был только Жомов, а ландскнехт лишь упорно делал вид, что его травмировало изменение распорядка дня, но Рабиновичу на их страдания было наплевать. У него созрел план действий, к выполнению которого следовало приступить немедленно, ну а чувства других членов команды в данной ситуации его волновали мало.
— Ваня, потом со своим кроликом Роджером натешишься, — отрезал кинолог, когда Жомов попробовал возмутиться. — Я что-то не пойму, ты хочешь по пустыням с дикарями бегать или назад в свой ОМОН вернуться?
Это, конечно, был удар ниже резинки трусов, но Сеня вынужден был так поступать. Ему казалось, что все вокруг недостаточно серьезно понимают то положение, в котором они оказались, и не видят, что весь окружающий мир и их собственные судьбы висят на волоске и зависят от какого-то эльфа-отщепенца, которому до смерти надоел Оберон в качестве главы правительства, председателя правящей партии, главкома вооруженных сил и просто «хорошего парня» в одном лице. Рабиновичу Оберон тоже не нравился, но в отличие от эльфа-заговорщика свою собственную жизнь уродовать он не собирался. Поэтому кинолог и не дал никому провести утро в привычном ритме.
— В общем, так, мы вчера подумали, и я решил, как именно мы будем действовать, — проговорил он после того, как согнал всех членов экспедиции в кучу. — Целей у нас две штуки, и обе очень важные.
Поэтому нам придется разделиться…
После этой реплики в экспедиции поднялась буря протестов. Правда, создавал ее один Горыныч, но зато всеми тремя головами сразу. Видите ли, трехглавая керосинка наотрез оказывалась принять такое предложение, и все из-за того, что, по его мнению, менты, разделившись, станут слабее. Их легче будет поразить. А в случае летального исхода (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить… то есть не дай бог такому случиться) во время операции для одного из друзей исчезнет не только привычный российским милиционерам мир, но и множество параллельных вселенных сгорят в адском пламени. В общем, не Горыныч, а Иоанн Богослов.
— Ладно, хорошо, — терпеливо выслушав вопли трехглавого вундеркинда, проговорил Рабинович. — Мы не будем разделяться. Но скажи мне на милость, что будет, если крестоносцы в Иерусалиме раньше окажутся, чем мы весь этот хлам туда принесем, или те три оболтуса нам так репутацию испортят, что попасть внутрь города мы сможем только под конвоем?
— Ну, я не знаю, — стушевался Ахтармерз. — Нужно найти какой-нибудь выход…
— Вот я и нашел! — рявкнул на него Сеня. — А если тебе мое решение не нравится, то можешь остаться здесь и ждать, когда на тебя небо свалится.
В общем, возражения Горыныча учитывать не стали и приняли предложение Рабиновича. Сеня тут же изложил план действий и распределил обязанности каждого члена экспедиции. Сначала кинолог заставил Абдуллу начертить на песке те два пути в Иерусалим, которые проходят через данную точку. Один из них располагался восточнее холмов, и им пользовались в основном торговцы, работающие с азиатскими странами. А второй, более людный и часто используемый, проходил вдоль морского побережья и километрах в сорока от Иерусалима встречался со второй, «купеческой» дорогой.
Та деревня, в которой менты осваивали роль пожарных, не стояла ни на одной из этих дорог. Правда, располагалась она чуть ближе к побережью, но роли это не играло. Важно было лишь то, что доблестные представители российской милиции попали в нее по причине плохого ориентирования на местности, да с попустительства Абдуллы, не решившегося возражать начальству, когда оно выбирало маршрут. А вот три темные личности, выдающие себя за Попова, Рабиновича и Жомова, наверняка пошли торговым путем. Он слегка изгибался, держась подножия холмов, и это давало ментам возможность срезать кусок пути и оказаться в Иерусалиме раньше, чем туда прибудут три самозванца. Или, что еще лучше, перехватить дубликатов на подходах к городу.
С крестоносцами дело было сложнее. Хотя отягощенная обозами армия двигалась медленнее, чем этот же путь мог проделать всадник налегке, и догнать ее труда бы не составило, было совершенно непонятно, что именно и каким образом может шествие крестоносцев остановить. И пока такой способ не найден, совершенно бессмысленно пытаться догнать Христову рать.