Вполне ощутимая ладонь коснулась моей груди, заставив сердце на миг сбиться с ритма.
— Я постараюсь… понять. — Почему-то захотелось расплакаться. Горько. Навзрыд. Как когда-то, в детстве, когда разбитая коленка была самой большой бедой в мире. Но я только всхлипнула и кивнула. — Я пойму.
— Эх, девчонки! Какие же вы… — К нам бросился растроганный Хряп, но на полпути настороженно замер и вдруг исчез. Вслед за ним исчезла и Хранительница. Где-то совсем близко послышались голоса, сзади прошуршали двери.
— Лиза? Ну, слава богу!
Я поднялась навстречу Галке.
Два короткостриженых лутанца, видимо, ее сопровождение, потоптались у порога, заглядывая внутрь, о чем-то посовещались и ушли.
— С тобой все хорошо? — сестренка не выдержала первой, и крепко стиснула меня в объятиях. — Только честно! Что было вчера? Я тебя с утра жду, а ты… Я же волнуюсь! А мне, между прочим, нельзя!
— Я вот тоже волнуюсь, между прочим! Сижу тут одна, как… Лучше скажи, где ты была! — Я отлипла от сестры и заглянула ей в лицо. Казалось, с тех пор, как мы здесь, она еще больше похудела, а под глазами появились желтые тени.
— Вообще-то попросила одного из этих… — она презрительно указала назад, явно намекая на тех, кто сопровождал ее к дому, — чтобы они привели меня к тебе, но тебя же, естественно, там не оказалось!
— Конечно, нет! — Я окончательно выбралась из кольца ее рук и шагнула к столу. — Потому что я все утро пеклась о тебе и составляла удобоваримое меню. Тебе больше не придется питаться одними фиолетовыми ежиками. Короче, вместо того чтобы обвинять, иди и оцени сама.
Нажав спрятанную в столешнице кнопочку, я, если честно, и сама не веря в успех эксперимента, уселась на стул и стала смотреть, как стол, словно только этого и дожидаясь, уставился сферическими тарелками. От аппетитных запахов заурчало в животе.
— Каша? — Галка села рядом и удивленно раскрыла сферу. — Невероятно! Почти как настоящая!!!
— Обижаешь! — Я открыла другую посудину, где лежали маленькие, нежно-розового цвета шарики. Не знаю, из чего это блюдо было изготовлено, но пахли они как самые настоящие котлеты. — Я, если честно, весь день угробила на то, чтобы объяснить, чем мы питаемся и чем нужно кормить будущую маму.
— Нда. — Сестра открыла все сферы, недоверчиво принюхалась и, ухватив один, зеленоватого цвета, треугольничек, с хрустом впилась в него зубами. — М-м… не знаю, из какой гадости они это делают, но вкус как у соленых огурчиков!
— Честно? — Я победно улыбнулась. — Сделала все, чтобы представить этот вкус, хотя ты знаешь, что я их терпеть не могу!
— Что значит — представить? — Галка облизала пальцы и потянулась за следующим «треугольным огурцом».
— То и значит, что они как-то срисовали с моих образов и воспоминаний почти все, что ты любишь. — Я улыбнулась, глядя, как она, закрыв глаза от удовольствия, хрустит уже третьим, гм, «огурцом».
— Будем надеяться, что это все не только выглядит съедобно, и мне не придется на несколько дней поселиться в подвале, — Галка довольно вздохнула, еще раз оглядела посудины и привычно взяла фиолетовый фрукт. — Ладно, рассказывай, как вчера… прошло.
— Мм… — я нахмурилась, пытаясь понять, что Галке можно рассказать, а чего ей лучше не знать.
— Расскажи про гол коленом? — помог Хряп, появляясь на столе. — Если еще и сегодня забьешь в ворота противника, всю жизнь тебя вспоминать буду. За подаренные мгновения счастья!
— Надеюсь, что сегодня повода не будет, — хмыкнула я, чем и заслужила подозрительный взгляд сестры.
— Что? Это ты к чему?
— Не к чему, а к кому! Я к домовому обращалась.
Галкин взгляд тут же стал таким, каким, возможно, смотрят на неизлечимо больных людей или на безобидных идиотов. И вот что удивительно! Ведь знает! Видела! И всякий раз, когда я упоминаю домового, она предпочитает списать это на мою возможно прогрессирующую шизофрению.
И вот что удивительно! Ведь знает! Видела! И всякий раз, когда я упоминаю домового, она предпочитает списать это на мою возможно прогрессирующую шизофрению. Отгородилась стеной неверия и считает, что ничего этого нет!
Впрочем, если ей так удобно — пусть.
Я вздохнула и открыла рот, чтобы ответить ей стандартно-успокаивающими фразами, но то, что услышала от нее, заставило меня так и остаться сидеть с открытым ртом.
— Лиз, а попроси его, если не трудно: пусть найдет Петра и как-нибудь передаст ему о том, где мы и что с нами.
— Галь, ты это серьезно? — я, наконец, устала изображать изумление. — А как же то, что «домовых нет»?
— Знаешь, Лиз, в такой ситуации в кого хочешь поверишь! — вздохнула она, и, отложив в сторонку недоеденный фрукт, подняла на меня больные глаза. — Попросишь?
— Ох ты, боженьки! Лиз, чего сидишь, зенки вылупила? Успокой ее! Скажи, что уже пошел! — Хряп с кряхтением поднялся и пошел гулять по столу, заглядывая во все посудины. — Вот только подкреплюсь малехо! С самой Боровлянки ничего не ел, а тут на удивление так приятно пахнет!
— Короче, Галь, — я проводила домового взглядом, — на твою просьбу два положительных ответа. Первый. О Петре я давно ему сказала. Он велел передать, что уже ищет.
— А второй? — Галка не сводила с меня взгляда.