Лунный свет заливал ее стройную фигурку, окутанную тонким облаком золотых волос. Красный камень лучился светом, и алые искры блестели в распущенных волосах девушки, словно сотни рубинов.
Приоткрыв глаза, Конан метнул на колдунью торопливый взгляд. Он сразу же узнал кинжал — это был именно тот клинок, который Синфьотли в порыве гнева метнул в Сверчка Арнульфа и, промахнувшись вонзил вместо этого в тело уже умершего брата.
Завидев кинжал, волк встал. На мгновение Конану показалось, что сейчас девушка перережет горло Синфьотли. Однако этого не произошло. Опустив руку с кинжалом, она медленно повернулась и пошла прочь. Волк затрусил за ней следом.
Почти в тот же миг луна скрылась за тучами и повалил снег, скрывая все следы. В сплошной пелене снегопада исчезли и зверь, и девушка, а вместе с ними отдалилось и ощущение опасности и близости магических сил, которые так тревожили молодого киммерийца. И Конана наконец сморил сон.
3
Скрестив руки на поясе, высокородная Сунильд стояла на пороге своего дома. Высокая, статная, в длинном льняном платье, подчеркивающем ее гордую осанку, она казалась олицетворением властности. Уже немолодое, но все еще красивое лицо было гордым и открытым. В свете факелов поблескивали большие золотые пряжки, скалывающие на плечах длинное платье Сунильд. Рядом с ней, в таком же строгом белом одеянии, стояла молодая девушка — дочь Синфьотли. Две толстых косы золотыми потоками ниспадали на ее плечи. Тонкий золотой обруч, украшенный надо лбом тремя крошечными рубинами, расположенными треугольником, охватывал юную головку, оттеняя белизну лба; у висков покачивались крупные подвески в виде капель и сосулек. Большие ясные глаза девушки смотрели так внимательно, точно пытались заглянуть на обратную сторону вещей.
Обменявшись с матерью словами приветствия и улыбнувшись Соль, Синфьотли начал ритуал торжественного одаривания женщин.
Обменявшись с матерью словами приветствия и улыбнувшись Соль, Синфьотли начал ритуал торжественного одаривания женщин. Он снимал со спины лошади и складывал у ног пожилой женщины шелка, сыпал монеты, цветные бусы, бережно выложил два прекрасных меча, несомненно зингарской или кофийской работы.
Соль смотрела на этот «золотой дождь» полураскрыв рот и то и дело бросала на бабку вопросительные взгляды — девочке очень хотелось поближе рассмотреть все эти сокровища, однако явно просить о разрешении порыться в отцовской добыче она не решалась.
Синфьотли ласково поглядывал на нее. Неужели Солнышко-Соль думает, что отец не припас для нее особенного подарка? Избегая встречаться глазами со своей матерью. Синфьотли вынул из-за пазухи узорчатый платок.
Соль затаила дыхание и слегка приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть, как он разворачивает маленький сверток. Она совсем дитя, подумал Синфьотли, и его, как это часто случалось в присутствии дочери, охватило неудержимое желание защищать ее от всего света. Хрупкая и беззащитная, она вызывала у него такую нежность, что порой это чувство становилось для Синфьотли болезненным.
В платке оказались две застежки из серебра, сделанные в форме двух ползущих навстречу друг другу черепашек. Изумрудные глазки животных поблескивали хитрым огоньком, как будто серебряные черепашки знали что-то такое, о чем никому и никогда не расскажут. Соль прикусила губу и залилась краской удовольствия, когда отец вручил ей подарок. Сжав в кулаке застежки, она крепко обняла Синфьотли и на миг прижалась к нему, а потом, словно испугавшись, отступила на два шага.
Однако бабка не позволила им долго наслаждаться радостью и задала наконец тот вопрос, которого Синфьотли ждал и боялся:
— Где твой брат?
— Мой брат Сигмунд убит, — спокойным тоном произнес Синфьотли. — Он погиб в самой последней битве с киммерийской ордой, мать.
— Я хочу видеть его тело.
Синфьотли стал белее снега.
— Я… я потерял его, мать.
Стало тихо. По лицам говорящих Соль поняла, что произошло нечто ужасное, и еще крепче стиснула в кулачке отцовский подарок. Серебряные лапки черепашек впились в ее ладонь. Взгляд глухой девушки заметался между Сунильд и Синфьотли.
— Потерял? — выговорила Сунильд и шагнула к сыну, наступив по пути на развернутый у ее ног зеленый шелк. — Ты не сумел найти тело моего сына среди прочих убитых? Быть может, ты просто не искал его, Синфьотли?
— Не оскорбляй меня, мать, — тяжко произнес Синфьотли. — После того как мы втоптали в снег этих киммерийских разбойников, я обошел поле брани и отыскал среди павших своего брата. И он был мертв, клянусь тебе. Нет, я не мог оставить его среди чужих, вдали от родной земли.
Он замолчал.
— Говори, — велела Сунильд, и он вновь побледнел, возвращаясь к тяжелому для него воспоминанию.
— Я завернул его тело в плащ и привязал к волокушам, чтобы ты и Соль могли увидеть его в последний раз и оплакать как полагается. Лучше бы мне погибнуть вместе с ним, чем пережить позор. На последнем переходе я увидел, что тело пропало.
— Почему? Ты плохо привязал его? Ты не следил за ним?
— Мне нечего добавить к этому, мать. Ты знаешь все.
— Пусть будет с ним милость Игга и Младших Богов, — сказала Сунильд, словно решившись поставить на этом точку всему разговору. Помолчав, она указала пальцем на пленника, привязанного к седлу лошади. — Это кто?