Киммериец смерил Арванда недоверчивым взглядом, когда тот отпер замок и сделал приглашающий жест.
— Выходи же, — повторил тот. — Сегодняшний вечер наш. Я выпросил для тебя разрешение прогуляться в город.
Конан выскочил из своей каморки, все еще опасаясь подвоха. Видя его настороженность, Арванд улыбнулся.
— Мы идем в гости, — сказал он.
— Зачем это? — проворчал варвар. — Мне и здесь неплохо.
— Есть одно дело.
— Нужно кого-нибудь убить? — с надеждой спросил Конан, которого только что озарила эта догадка.
Арванд поперхнулся.
— Ты неисправим, киммериец. Нет, пока что никого убивать не надо. Идем же, клянусь, тебе понравится.
Гладиаторы вышли за ворота, и стражники тут же заложили за ними засов с внешней стороны казармы.
Конан и Арванд двинулись по заснеженным улицам Халога.
Конан оглядывался по сторонам, запоминая расположение домов, переулков, подворотен и лазеек. Делал он это весьма откровенно, отчасти вследствие отсутствия навыка в таком деле, как скрытность, отчасти из желания продемонстрировать свое презрение этому ваниру. Арванд безмолвно усмехался. Он слишком хорошо понимал, что творится в душе молодого киммерийца.
Возле харчевни с вывеской, изображающей огромного бурого быка, на каждый рог которого было насажено по человеку, Арванд остановился.
— Здесь, — сказал он и толкнул низкую дверь с деревянной ручкой, потемневшей и отполированной тысячами прикосновений.
Вслед за ваниром Конан вошел в задымленное помещение, где было полно народу. Люди сидели на скамьях вдоль стен за длинными столами — ели, пили, галдели, стучали кулаками. Несколько дородных девиц, полураздетых и распаренных от духоты, суетились, разнося ужин и выпивку и уворачиваясь от щипков и неуклюжих попыток ухватить их за грудь. Конан проводил взглядом одну из них, потом другую. Перевел глаза на жующих и пьющих. С удивлением поймал себя на мысли о том, что потискать девушку ему, пожалуй, хочется больше, нежели расквасить физиономию кому-нибудь из этих противных гиперборейцев.
Арванд засмеялся и положил руку ему на плечо. Конан слегка вздрогнул, и ванир, почувствовав это, тут же убрал руку.
— Идем же, я познакомлю тебя с хозяйкой этого заведения. Ее имя Амалазунта, но мужчины называют ее Изюмчик. Клянусь, она и впрямь настоящий изюм — сладкая и липучая.
— А что такое «изюм»? — спросил Конан.
— Такое лакомство в Туране.
Конан шевельнул бровями, но ничего не сказал.
Предупрежденная заранее, Амалазунта ждала в своей комнате наверху. Арванд сразу заметил, что она нервничает.
— Привет, Черника, — сказал Арванд. — Ты еще на отмыла ротик? Так и ходишь с пятнышком под носом?
— Привет, — ответила она сердито.
— Гостей принимаешь?
— Только по одному, — ответила Амалазунта и бросила на Конана оценивающий взгляд. — И боюсь, ванир, что сегодня тебе здесь просто нечего будет делать.
— Тем лучше, — хмыкнул Арванд. — Я предамся неумеренному пьянству.
Конан стоял посреди тесной спаленки, чувствуя себя громоздким и неуместным предметом, и потому медленно сатанел.
— Желаю удачи, — сказал Арванд поцеловал Амалазунту в губы и вышел, захлопнув за собой дверь.
Амалазунта почувствовала, что краснеет. Она вдруг растерялась. Варвар продолжал молчать, хмуро глядя на нее холодными глазами, и не двигался с места. Он еще не решил, как ему относиться к ситуации: то ли переломать здесь всю мебель, связать женщину и удрать (но куда? и без провизии? безоружным?), то ли раздеть ее и выяснить наконец, стоит ли так переживать из-за женщин, как это делают некоторые знакомцы Конана.
— Как тебя зовут, красивый юноша? — спросила Амалазунта хриплым от волнения голосом.
— Конан, — буркнул он. — А тебя звать Амалазунта.
— Иди сюда, Конан, — позвала она еще более сипло.
Он отбросил последние сомнения и развязно плюхнулся рядом с женщиной. Кровать угрожающе затрещала под его внушительным весом.
— А у тебя всегда такой голос? — вдруг спросил он.
Женщина засмеялась и закашлялась.
— Нет, — сказала она.
— А, — отозвался Конан.
— Хочешь вина? — предложила трактирщица. — Мы с сестрой покупаем. Ты какое любишь — красное или белое?
— Неразбавленное, — сказал Конан.
— Мы с сестрой покупаем. Ты какое любишь — красное или белое?
— Неразбавленное, — сказал Конан.
Амалазунта рассмеялась, разливая вино по кружкам. Конан мрачно косился на нее, желая выяснить, уж не над ним ли она потешается. Но она выглядела такой славной и доброй, что в эту минуту он почти понял людей, мечтающих только о теплом доме, заботливой хозяйке и выводке детишек. Он глотнул действительно неплохого вина, поглядывая при этом на пухлую губку и бархатистую родинку Амалазунты, приникшей к своей кружке. Она заметила его взгляд и прошептала: «Что?..» Конан с грохотом поставил кружку на пол и схватил Амалазунту за плечо. Она с готовностью подсела к нему на колени. Губами, сладкими от вина, она поцеловала его в губы, одновременно с этим распуская завязки на груди. Припомнив откровения сверстников, Конан запустил ей за шиворот свою широкую мозолистую руку и нащупал роскошный бюст трактирщицы.
— Вот здорово, — сказал он. — Какие они у тебя мягкие… Они у всех такие?