— Э, здесь север, господин хороший, — сказал на прощание трактирщик. — Лучше бы вам послушать, что добрые люди советуют.
— А чем север отличается от юга? — беззаботно отмахнулся купец. Люди — они везде люди.
Трактирщик покачал головой.
— Да хранит вас Митра, — пробормотал он, и купец подивился: даже в этой дикой земле знают и почитают защитника людей, великого Митру. Люди-то они везде люди, но все же север…
Он не договорил, махнул рукой и скрылся в доме.
Вспоминая этот напутственный разговор, купец усмехался. Что с того, что здесь снег и холодно? Он сменил телегу на большие сани, лошадей на оленей, нанял проводника из местных, который, похоже, только с оленями и разговаривает, — а во всем остальном никакой разницы. Глупец он все-таки, этот трактирщик с его непонятными страхами.
Вдруг погонщик резко вскрикнул и остановил упряжку. Купец, задремавший было, чуть не упал с саней.
— В чем дело? — недовольно спросил он..
Дрожащим кнутом погонщик указал куда-то вперед. Купец вытянул шею, вгляделся в пустые снежные равнины, но ничего не заметил.
— Где? Куда ты показываешь?
Погонщик бросил кнут, выбрался из саней и, увязая в снегу, побежал сломя голову прочь. Шуба мешала ему, и он сбросил ее. Он мчался гигантскими прыжками так, словно за ним гнались духи ада.
Ничего не понимая, торговец растерянно озирался по сторонам. Затем вдруг затрясся и посерел от ужаса один из рабов-кушитов, за ним второй, третий — охваченные суеверным страхом, они сбились в кучу и принялись взывать плаксивыми голосами к своим чудовищным божествам-шакалам.
Он мчался гигантскими прыжками так, словно за ним гнались духи ада.
Ничего не понимая, торговец растерянно озирался по сторонам. Затем вдруг затрясся и посерел от ужаса один из рабов-кушитов, за ним второй, третий — охваченные суеверным страхом, они сбились в кучу и принялись взывать плаксивыми голосами к своим чудовищным божествам-шакалам.
Подобрав оброненный погонщиком кнут, офирский купец начал охаживать им рабов, но те даже не замечали боли. Потом какое-то странное чувство заставило офита обернуться… и он замер с полураскрытым ртом.
Прямо на него шел огромный белый волк. В лунном свете серебрился роскошный мех царственного зверя; каждая ворсинка словно излучала сияние. Глаза на хищной морде горели алым огнем. Он ступал неторопливо, широким шагом, гордясь собой и своей прекрасной ношей. Ибо на спине хищника восседала юная девушка с распущенными волосами. Одной рукой она обхватила зверя за шею. Она улыбалась. Это было последнее, что успел увидеть в своей жизни офирский купец, — улыбку на нежном, почти детском лице.
Гладиаторская казарма гудела, как гудел в это утро весь город. Хоть бойцы во славу Игга — так именовали их в поэтических творениях рифмоплеты Халога — и были заперты в своих клетушках (лишь немногим разрешалось выходить в город), все же они не были полностью отрезаны от внешнего мира, и крылатое божество по имени Свежая Сплетня баловало своим вниманием этих мужественных людей не реже, чем хозяек, любивших посудачить возле колодца.
— Слыхал, Хуннар, — громыхал на весь двор рыжий Ходо, у которого веснушки проступали даже сквозь густую медную бороду, — волк задрал кофийского купца.
— Не, кофийского, а офирского, — поправил Хуннар.
— Тебе с твоего насеста видней, — добродушно огрызнулся Ходо. Его каморка размещалась на нижнем этаже, а комнатка Хуннара — наискось от него на верхнем.
— Не волки, а стая волков.
— Там видели следы одного волка. И такого крупного! А рядом следы босых ног. И кровищи, кровищи!..
— Не иначе, завелся оборотень! — заявил сосед Ходо.
— Оборотень? Во всяком случае, это не я, — поспешно сказал Ходо. — Я ночью спал.
— Мы слышали, — язвительным тоном заметил Хуннар.
Все рассмеялись. Жаль, что не я — этот зверь, подумал Конан. Улететь бы из клетки мухой и вернуться бы в Халога огромным волком, вцепиться в глотки Гунастру и этому подлому ваниру по имени Арванд… а потом убежать в горы, где воздух чист и на много миль кругом ни одного человека.
— Не знаю, как насчет оборотня, а вот черные демоны там побывали. Хвала Иггу, заморозившему супостатов своим ледяным дыханием.
— Какие еще черные демоны? — удивился Ходо.
— Да были там… — сказал всезнайка Хуннар. — Их-то волк не тронул. Побрезговал. Вот как их нашли: лежат в снегу возле саней трое, их окликают, а они не отзываются. Прикоснулись к ним — они холодные, заледенели, как сосульки. А как перевернули их-на спину — великие боги! так и испугались: кожа у них черная, волос вьется пружиной. На людей похожи, да ведь не бывает таких людей.
— А может, они от болезни почернели? — предположил худой, жилистый гладиатор с неприятным лицом. Левая щека у него нервно подергивалась.
— Вечно скажешь невпопад, Каро, — отмахнулся Хуннар. — Какая еще болезнь? Лучше уж сражаться с демонами, чем с неведомой хворью. Ну да ладно, как бы там ни было, а этих чернокожих положили на сани, да так, вместе с санями, и сожгли.
— Правильно сделали, — вставил Ходо.
Хуннар, недовольный тем, что его перебили, метнул на толстяка сердитый взгляд, на который тот ответил широкой, обаятельной улыбкой.
— Продолжай, Хуннар, — попросил другой сосед Ходо. — Не слушай этого болтливого, жирного кролика.