— Хильда сама до смерти боялась черных сил. Не могу поверить, что она им служит, — повторила Сунильд. — И ведь именно она прибежала ко мне с кувшином скисшего молока и уверяла, будто в доме неладно.
Синфьотли заскрежетал зубами.
— И коварная к тому же!.. И хитрая!.. Ей бы не волчицей, ей бы лаской шмыгать…
Он снова принялся теребить шаль и снова нащупал узелок, о котором было позабыл. Пальцы сами собой потянулись распутывать его… и вдруг замерли.
— Что это? — прошептал Синфьотли, поднося к глазам костяную черепашку, брошь, его собственный подарок дочери. — Ведь это… эта вещица принадлежит Соль…
Сунильд побелела как полотно. Она ни мгновения не верила в виновность Хильды, потому что в старой женщине жило страшное подозрение, которое она гнала из мыслей как могла. Брошка принадлежала Соль. Хильда нашла эту игрушку в конюшне в ту ночь, когда волки загрызли конюха Кая. И тяжелый звериный дух в комнате внучки, ее беспричинные рыдания, ночная прогулка, из которой Соль вернулась в окровавленной рубахе… Боги, что за страшные силы овладели этим невинным созданием?
Но Синфьотли истолковал смысл находки по-своему.
— Эта тварь выслеживала мою девочку, — процедил он сквозь зубы. — Она нарочно украла черепашку, чтобы волк мог запомнить ее запах…
Не договорив, он бросился в комнату дочери. Если волчица выслеживает именно ее, маленькую Соль, то Синфьотли больше ни на шаг не отойдет от девушки. Пусть Хильда бережется, думал он, взбегая по лестнице, в следующий раз, когда он схватит ее, он больше не станет остерегаться марать руки.
Соль сидела у окна. Розовый утренний свет струился в комнату, наполняя ее покоем. Синфьотли ворвался так неожиданно, что девушка не успела спрятать кинжал Сигмунда, который держала в руке, задумчиво водя пальцами по красочному камню в рукояти. Только сейчас Синфьотли вдруг вспомнил, что кинжал этот пропал вместе с телом погибшего брата, и уставился на него в изумлении. И как это оружие оказалось в комнате Соль?
Девушка подняла голову и улыбнулась. В ее глазах вспыхнули красные огни зрачков. Она разжала пальцы, и кинжал со стуком упал на деревянный пол. Синфьотли попятился. Его вдруг охватил безотчетный страх, и он не сразу сумел совладать с собой.
— Дочка, — прошептал он, — девочка…
Она смотрела на него в упор своими ужасными пылающими глазами и улыбалась.
«Отец, — взвывала Соль, сидя у окна и глядя невидящим взором в черное ночное небо, — отец мой, волк, одиноко бродящий среди равнин, ты слышишь меня?»
Большой дом уже спал.
Пусто стало в этом доме, где некогда бурлила жизнь, вымерли его просторные комнаты, и ночь заполнила пустоту тенями и шорохами.
Откуда-то издалека, с белых холмов, донесся ответ Сигмунда:
«Я слышу тебя, Соль».
«Отец, они знают все».
«Кто? — тревожно спросил Сигмунд, затерянный вдали от Халога и все-таки очень близкий. — Кто знает? Кому ты открылась, неразумное дитя?»
«Сунильд и Синфьотли. Они догадались. Бабушка, видно, следила за мной, а Синфьотли просто все понял. Он взглянул на меня и вдруг испугался… Я без труда услышала его мысли, они были полны бесформенного ужаса…»
«Они еще живы?» — уловила она вопрос Сигмунда и тут же ответила:
«Да. Я не смогла пролить свою кровь. Ведь Синфьотли твой брат, о господин мой, а Сунильд родила на свет вас обоих…»
«Ты хорошо поступила, не тронув их, Соль. Пусть они живут. Я приду. Они не повредят нам».
Девушка всхлипнула, губы ее задрожали..
«Отец, отец, мне одиноко без тебя. Приходи в этот дом, живи со мной, повелевай людьми. Пусть здесь все будет, как было прежде».
Сигмунд долго молчал, а потом Соль вновь услышала его твердый голос, и, как и прежде, перед ней появился образ Того-Кто-Сильнее. Девушка тихонько взвизгнула, совсем по-собачьи.
«Соль, — обратился к ней отец, — неужели ты не поняла до сих пор, бедная моя дочь, что никогда уже не будет так, как было прежде?»
«Но почему же? Разве не было всегда нашей с тобой тайны? С того часа, как я появилась на свет и ты признал во мне свое дитя, а я увидела в тебе того, кто дал мне жизнь, всегда мы были вдвоем против всех».
«Теперь я мертв, — ответил Сигмунд, — а ты больше чем наполовину превратилась в дикого зверя. И… я люблю тебя, прекрасная волчица с золотистым мехом».
Она вскочила, завертелась возле окна. Ей неудержимо хотелось выскочить в ночь, помчаться навстречу этому сильному зову, увидеть, как выходит из снегов белый волк с внимательными человеческими глазами. Но она знала, что ей нельзя теперь надолго покидать дом. Сунильд и Синфьотли должны испытывать постоянный ужас перед ее могуществом, иначе они придут в себя и соберутся с силами, чтобы начать настоящую охоту на оборотней.
Она навалилась на окно всем телом и послала в ночь отчаянный призыв.
«О Сигмунд, приди в этот дом. Я подготовлю все для того, чтобы встретить тебя. Ты ни в чем не будешь знать отказа…»
«Круг сужается, — сказал Сигмунд. — Я приду в город к людям, потому что здесь нужно убить».
«Я убью для тебя, скажи только — кого».
«Того мальчишку-киммерийца. Мы одолеем его вместе».
«Чем этот жалкий человек навлек на себя твою ненависть?»