— Довольно, — перебил я. — Все, о чем ты говоришь, это судьба каждого человека. Ответь честно на один вопрос, и я уйду. Я ищу женщину по имени Агия. Где я найду ее?
На мгновение его глаза закатились под лоб, так что видна была лишь узкая полоска зелени под ресницами. Тело мелко задрожало. Он встал и вытянул руки с растопыренными пальцами, похожими на тонкие ветки. Потом раздельно произнес:
— На земле.
Дрожь прекратилась, он снова сел. Казалось, он разом постарел и побледнел.
— Ты просто мошенник, — бросил я, поворачиваясь лицом к выходу. — А я глупец, что тебе хоть сколько?нибудь верил.
— Нет, — прошептал зеленый человек. — Послушай. По дороге сюда я прошел через все ваше будущее. И кое?что осталось со мной, хотя и многое туманно. Я сказал тебе правду, и если ты действительно в ладах с алькальдом, можешь ему передать: вооруженные люди ищут человека по имени Барнох, чтобы освободить его.
Я вынул из сумки точильный камень, переломил его о верхушку кола, державшего цепь, и протянул половину зеленому человеку. С минуту он не мог понять, что это значит. Потом я увидел, что его охватывает великая радость, словно он уже купался в свете своего дня. Свете, который был ярче нашего.
Глава 4
Букет
Выйдя из балагана, я взглянул на небо. Горизонт на западе уже поднялся почти до половины небесного купола: скоро мой черед. Агия пропала, как пропали все мои надежды отыскать ее, пока я метался из одного конца ярмарки в другой. Однако меня несколько утешало пророчество зеленого человека, которое я истолковал как обещание на встречу с ней раньше, чем она или я умрем. Мелькнула и мысль, что раз она пришла посмотреть, как Барноха выволакивают на свет, то придет посмотреть и на казнь Морвенны и конокрада.
Эти мысли волновали меня по дороге в гостиницу. Но не успел я дойти до комнаты, которую занимали мы с Ионой, как их вытеснили воспоминания о Текле и о том, как я достиг звания подмастерья. И те и другие были вызваны простой необходимостью сменить новую одежду на черное платье, которое носят члены нашей гильдии. Так сильна во мне сила ассоциаций, что они возникли еще до того, как я увидел плащ и меч: плащ висел на вешалке в комнате, а «Терминус Эст» был спрятан под матрацем.
Еще когда я прислуживал Текле, меня удивляло, как легко я предугадываю, о чем она поведет разговор. Это зависело просто?напросто от того, с чем я приходил к ней в камеру. Если, например, это была какая?нибудь любимая ее еда, украденная с кухни, я уже ждал, что последует описание пиршества в Обители Абсолюта. Вид пищи точно определял тему ее рассказа. Мясо — обед после охоты, писк и крики пойманной живьем дичи в подвалах, ищейки, охотничьи соколы и леопарды. Сладости — угощение, которое устраивала одна из великих шателен для нескольких избранных друзей, изысканно интимный ужин, полный очаровательных сплетен. Фрукты — вечер под открытым небом, сумерки в огромном парке Обители Абсолюта, освещенном тысячами светильников, жонглеры, лицедеи, танцовщицы, огни фейерверка.
Часто она ела стоя — не реже, чем сидя, — и расхаживала из одного угла камеры в другой, что составляло ровно три ее шага, держа тарелку в левой руке и жестикулируя правой.
— Представь себе, Северьян: они все взлетают и трещат в небе, рассыпаются зелеными и пунцовыми искрами, а бураки бухают, как гром!
Бедняжка, она не могла поднять руку выше головы, чтобы показать, как взлетают ракеты, потому что голова ее почти доставала до потолка.
— Но я вижу, тебе со мной скучно. Еще минуту назад, когда ты принес эти персики, у тебя был такой счастливый вид, а сейчас ты даже не улыбаешься. Мне просто становится лучше, когда я вспоминаю все это. Как будет прекрасно снова побывать на таком празднике!
Мне не было скучно. Мне просто было больно видеть ее, молодую женщину, наделенную поразительной красотой, в этой темнице…
Иона доставал «Терминус Эст», когда я вошел в комнату. Я налил себе стакан вина.
— Ну, как ты? — спросил он.
— А ты? Ведь для тебя это в первый раз. Он пожал плечами.
— Я всего лишь подручный. Тебе уже приходилось делать это раньше? Я спрашиваю потому, что ты так молод.
— Да, приходилось. Правда, с женщиной ни разу.
— Как ты думаешь, она невиновна? Я снял рубашку. Вынув руки из рукавов, я обтер полой лицо и покачал головой.
— Уверен, что невиновна. Я говорил с ней прошлой ночью — они приковали ее у самой воды, где больше всего комаров. Я же тебе рассказывал.
Иона потянулся за вином, его железная рука звякнула о стакан.
— Ты говорил, что она красива и что у нее черные волосы, как у…
— Как у Теклы. Но у Морвенны прямые, а у Теклы вились.
— Как у Теклы, которую ты, кажется, любил, как я полюбил твою подругу Иоленту. Надо признаться, у тебя было гораздо больше времени, чтобы влюбиться, чем у меня. Ты говоришь, Морвенна сказала, что ее муж и ребенок умерли от неизвестной болезни — может быть, от дурной воды. Муж был намного старше ее.
Я сказал:
— Думаю, примерно твоего возраста.
— И там была женщина, старше ее, которая хотела его заполучить, и теперь она терзает пленницу.
— Только словами.
В гильдии лишь ученикам позволено носить рубахи. Я натянул штаны и опустил плащ (цвета сажи — чернее, чем сама темнота) на обнаженные плечи.